Шрифт:
– А живешь где? В поле, в лесу?
– Какой лес? Какое поле? Джунгли! Саванна! Мартышки по деревьям, как белки, прыгают. Попугаи визжат. Слоны стадами бродят, как у нас коровы. А то, смотришь, кенгуру с сумкой скачет, ну, точь-в-точь наша почтарка Дуська. Только из сумки вместо писем да бандеролей дитёночек выглядывает.
Наболтал Петька с три короба. Ему что, привычное дело, а Чирке всю ночь Африка снилась. И на слонах катался, и царя зверей за усы дергал, и со страусами в казаки-разбойники играл.
Утром ни свет ни заря — к Петьке:
– Острый клюв, как думаешь, смогу я до теплых стран долететь?
– Кузнечик до Китая допрыгал, чтоб на креветку посмотреть, — отвечает Петька. Любил выразиться позатейливее да позаковыристее.
– Возьми меня с собой!
– Взять можно, отчего ж не взять. Да только...
– Ну?
– Вдруг что случится — отвечай потом за тебя.
– Случиться везде может. Вон, в родном дворе чуть не схрумкали.
– От судьбы в кувшине не спрячешься, это верно. И что мать-отец скажут? Отпустят?
– Догонят и еще раз отпустят. Сбегу!
Петька макушку лапой поскреб.
– А если в розыск подадут? И мне из-за тебя влетит. Скажут: сманил малолетку.
– Не подадут! Возьми, Острый клюв, я тебе перья чистить буду, червяков копать.
– Подумать надо. Не к теще ведь на блины. Ты хоть летать умеешь?
Чирка рад стараться — свечкой над крышей взмыл, в воздухе кувыркается, всякие коленца выкидывает.
– Да ты не акробатику — скорость мне покажи. А ну, давай наперегонки.
Пока до речки долетели, Чирка на полкилометра отстал, весь взмок, запыхался, а там и лету всего ничего.
Петька пульс у него пощупал:
– Мало каши ел, подрасти немножко.
Чирка чуть не плачет:
– Сам же сказал: кузнечик до Китая допрыгал!
– Так то кузнечик, он, может, сто лет прыгал. Будешь всю стаю назад тянуть.
У Чирки от обиды — комок в горле:
– А я-то считал тебя другом!... Ошибся, видно...
Петька подумал, клювом повертел, хвост у Чирки зачем-то смерил.
– Ладно, — говорит, — попробуем. Но учти, будешь у меня все лето на голове стоять, в холодной луже по утрам купаться, горошину по вертикальной стенке клювом закатывать. Да и гранит науки придется погрызть!
– Все, что скажешь! А гранит — зачем?
– Не могу же я лететь в жаркие страны с таким необразованным воробьем. Захочет, к примеру, какая-нибудь тамошняя трясогузка-вертихвостка с тобой поболтать, а ты ни бе, ни мэ, ни кукареку. Мне что, краснеть за тебя?
– Буду грызть! — заверил Чирка.
ГЛАВА 3
Пера, ера, чуха, рюха...
Начали с урока сообразительности.
– Кто такой — сам не клюет и другим не дает?
– Огородное пугало, кто же еще!
– Верно! — приятно удивился Острый клюв. — А это что такое: не сеют, не сажают, сами вырастают?
– Перья!
– Гм, соображаешь... Тогда ответь мне: от чего утка плавает?
Это был каверзный вопрос, но Чирка не заметил подвоха.
– Оттого, что в воде живет, — ответил он.
– Эх ты! От берега! А когда черной кошке легче в дом пробраться?
– Ночью, конечно.
– Когда дверь открыта! — засмеялся Петька.
Чирка обиделся:
– А давай теперь я спрошу. Три теленка — сколько ног будет?
– Двенадцать.
– Сколько ни три — больше четырех не бывает — захлопал крыльями Чирка. — А почему свинья бегает?
– По земле, почему же еще?
– Потому что летать не умеет!
– Молодец, котелок варит. А вот с произношением у тебя неважно, – придрался Острый клюв. — Ну-ка, скажи: «Враль клал в ларь, а вралья брала из ларя».
– «Враль крал в ларь, а краля врала из ларя», — повторил Чирка, сам чувствуя, что заврался дальше некуда.
– Садись, двойка! — сказал Острый клюв.
– Сейчас я ее исправлю. Ну-ка, сам скажи: «Иван-болван молоко болтал, да не выболтал».
– Пожалуйста: «Иван-молван, болоко молтал, да не выломтал».
Чирка так и покатился со смеху.
– Ладно, — сдался Петька. — Перейдем к мать-и-мачехе.
Высыпал горсть семечек:
– Сосчитай!
– Пера, ера, чуха, рюха, — начал Чирка. — Пята, мята, ива, дуба...