Шрифт:
Острый клюв забеспокоился:
— Ну-ка, где тут наша веревочка? Сейчас самое время нам с тобой связаться.
Но веревочка как сквозь землю провалилась.
Белая пирамида между тем вырастала прямо на глазах.
— Да что это? — снова спросил Чирка, почувствовав смутную тревогу.
— Что-что! Горы, дело нешуточное. А ну, давай ко мне поближе. Куда же ты? Прикувыркивайся ко мне, кому говорят!
— Не могу, уносит!
— Хвостом рули! Эх, да у тебя и хвоста-то еще не наросло! С подветру заходи, с подветру.
Но все его советы были напрасны.
А ураган, столкнувшись с горами, совсем распоясался. Он рвал и метал, швырялся в каменных исполинов бочками и оглоблями, ящиками и табуретками, но всё это отскакивало от их лбов, разлетаясь в щепки. Тогда он взвыл, взревел, вспылил и резко пошел вверх. Началась ужасная тряска, вокруг все закружилось и заплясало, Чирку перевернуло вверх ногами. Пытаясь найти опору, он выпустил правое крыло и вдруг почувствовал в нем острую боль — крыло беспомощно повисло.
В следующую секунду сверкнула молния, бабахнул тром, и черная туча проглотила их. Единственное, что успел сделать для друга Острый клюв, так это втолкнуть его в пролетавшее мимо корыто. Сам спрятаться в него он уже не успел — его отшвырнуло, закружило и унесло.
ГЛАВА 8
В корыте — с высокой горки
Корыто хоть и дребезжало невыносимо, хоть и моталось туда-сюда, как строптивый воздушный змей, все же оказалось далеко не худшим из летательных аппаратов. И улетел бы в нем наш Чирка-Серый хвост за моря-океаны, не зацепись оно при одном из своих маневров за макушку самой высокой горы.
Зато какие немыслимые прыжки и перевороты оно выделывало, через какие страшные пропасти перелетало, с каким голодным поросячьим визгом неслось по глетчерам, и какой грохот издавало, прыгая по камням!
Несколько раз Чирку выбрасывало из кареты, то есть, простите, из корыта, но он исхитрялся снова вцепиться в него. После очередного прыжка, словно трамплина, оно несколько раз перевернулось в воздухе, потом раздался звонкий всплеск — и корыто заплясало на волнах.
Река неслась в пене и бурунах, то закручиваясь водоворотами, то низвергаясь гремучими водопадами, то вообще пропадая под землей. Самый отчаянный путешественник не рискнул бы довериться ее бешеному нраву.
Но всему бывает конец.
Теснины расступились, и удивленному взору нашего путешественника открылась цветущая долина, в рощах и садах, наполненных птичьим свистом...
Здесь было тепло, даже жарко, за каких-нибудь: пять минут Серый хвост согрелся и обсох, корыто теперь уже не плясало, как сумасшедшее, а медленно и плавно покачивалось, убаюкивая его.
Может, это и есть Индия или Африка? Но почему же тогда не видно обезьян и носорогов, страусов и кенгуру, о которых Петька ему все уши просвистел? И где то он сейчас сам, его верный друг, успевший в последнюю секунду втолкнуть его в корыто? А остальные скворцы, которые так самоотверженно тащили его на буксире? Вот и сбылись вещие Петькины слова — остался он один-одинешенек в чужой незнакомой стране.
Но солнышко припекало, корыто медленно поворачивалось, подставляя ласковым лучам то один Чиркин бок, то другой, и он, после стольких страхов и переживаний почувствовав себя наконец в относительной безопасности, расслабился и обмяк, глаза его закрылись сами собой, он брыкнулся на спину и мгновенно уснул, сложив на животе лапки.
ГЛАВА 9
Королева бабочек
Долго ли он плыл по этой благодатной долине, Чирка не знал. Проснулся же он оттого, что корыто остановилось, кто-то наклонился над ним — на глаза ему рала тень — и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, сказал:
— Это еще что за новый Синдбад-мореход? Спит или притворился? Эй, а ну, хватит дурака валять!
Он открыл глаза и — о, ужас! — в сантиметре от своего клюва увидел странное существо с вытаращенными, как у стрекозы, глазами, голубыми ресницами и кроваво-красными губами до самых ушей. Над головой у незнакомки колыхалось какое-то перо — то ли павлина, то ли страуса, а ногти пальцев, вцепившихся в копыто, были длинные, острые и тоже ярко-красного цвета. Мгновенно мелькнувшая мысль о людоедах (уроки Петьки не прошли даром) подбросила его, словно пружина. Испуганно чирикнув, он выпрыгнул из корыта, прошмыгнул у нее под мышкой и бухнулся в траву.
— Неужели ж я такая страшная? — обиделась она.
— А... а... почему у тебя губы в крови? — заикаясь, чирикнул Серый хвост.
— Дурачок! Да это же губная помада. Сразу видно — не городской.
Чирка недоверчиво покосился на нее.
— Поклянись, что ты не людоедка!
— Я — людоедка?! — она хлопнула своими голубыми ресницами и рассмеялась: — Нет, этот воробей явно ненормальный. Подумать такое обо мне! Да знаешь ли ты, что я питаюсь исключительно нектаром и лепестками роз?