Шрифт:
Срочно послали за врачом. Расцепив Петьке клюв, он влил ему ложку какого-то снадобья. Петька открыл глаза и слабым голосом шепнул Чирке:
— Прилетишь домой — поклонись от меня речке, камышам, лягушкам... А бабке Бобылячке скажи: «Некому теперь клевать твою вишню...», пусть сама клюет... Прощай друг...
— Ты будешь жить! — крикнул Чирка. — Ты не имеешь права! Вспомни нашу клятву: «Но мы вернемся с первым червяком...».
— «И по полям... поскачем... босиком...» — с трудом выговорил Острый клюв, и глаза его начали заволакиваться пленкой.
Царь Навруз выхватил у садовника лопату и кинулся раскапывать нору.
— Я доберусь до него! Я это паучье гнездо выжгу огнем!
— Это слишком долго, — остановил его Чирка. — Пусти, я должен рассчитаться с ним теперь еще и за Петьку.
— Три кара-курта нырнули в нору, — предостерег его царь Навруз.
Чирка секунду подумал.
— Пакет! Обыкновенный целлофановый пакет! — крикнул он.
Как только пакет принесли, он запрыгнул в него и скомандовал:
— Привязывайте! Опускайте! — и полетел в пакете, как в батискафе, во тьму паучьей норы.
ГЛАВА 18
За пять минут до свадьбы
Не три, а наверное тридцать три кара-курта из личной охраны Пузур-Самукана бросались на Чирку, пока он спускался вниз, но отлетали, как горох от стенки, и повисали на своих паутинах-лонжах, недоумевая, что это за странный непробиваемый щит вокруг воробья.
Несколько раз пакет замирал — это кончалась веревка, и мастерицы на ходу довязывали ее. Даже маленьким фрейлинам пришлось расстаться со своими жиденькими косичками — так глубоко упрятал свои апартаменты паук-визирь. И как раз этих-то последних косичек хватило, чтобы Чиркин дыролет коснулся, наконец, дна норы.
Серый хвост выбрался из пакета, увидал вдалеке слабый свет и направился к нему. Это светилась гнилушка, а перед нею была раскинута сеть, которую он заметил в самый последний момент. Таких гнилушек-ловушек ему попалось несколько, последняя была особенно коварной — достаточно было задеть за одну из тончайших сторожевых паутинок, и сеть-накидка падала сверху, опутывая непрошеного гостя.
Наконец узкий ход расширился и перешел в высокий зал со сводами, освещенными парящими в воздухе светлячками — они без устали мигали, разгоняя мрак.
— Смотрите, новый гость пожаловал! — просигналил один из светлячков: — Вы на свадьбу нашего господина с принцессой? Пожалуйте в этот зал, гости уже собрались, ждут невесту. До свадьбы осталось ровно пять минут.
Чирка вспомнил, как по вечерам они с Бойчечак сидели на балконе, а вокруг них бесшумно, как маленькие звёздочки, парили вот такие же светлячки, и она учила его понимать их язык.
— Никакой свадьбы не будет! — сказал он. — Я пришел арестовать паука, потому что он вор и злодей!
Светлячки от радости замигали, как лампочки на новогодней елке.
— Как хорошо! Принцесса такая красавица, а Пузур-Самукан такой страшный и жестокий.
— Зачем же вы ему служите?
— Мы спасаем звезды! — ответил самый маленький светлячок. — Пузур-Самукан сказал: если мы откажемся ему светить, он потушит все звезды на небе, а ведь они наши сестры.
— Глупые! Разве можно потушить звезды! — поразился их наивности Чирка.
Вдруг рядом, за стенкой, откуда доносился неясный шум, раздался хриплый надтреснутый голос:
— Раз нам не торопятся показать невесту, споем! Давно мы не пели наших удалых паучьих песен. Эй, оркестр! Барабан! Литавры!
И хор пауков запел отрывисто и резко, как будто душил и топтал слова:
Жил паук-восьминог, Он построил чертог: Зал — гостей принимать, Зал другой — петь, плясать, В третьем — руки крутить, Кровь невинную пить!Чирка заглянул в зал, и перья у него на голове стали дыбом — он кишел пауками всех мастей и пород, тенетниками, крестовиками, длинноногами и пузанами, в плащах, при шпагах, в драгоценных перстнях и с золотыми цепочками на животах. Они висели в сетях и гамаках, раскачиваясь, дергаясь и прихлопывая в такт музыке, звучавшей страшно фальшиво и неестественно. В плетёных креслах и шезлонгах сидели приглашенные: скорпионы с жалящими хвостами, мохнатые фаланги, ядовитые сколопендры и всякая другая нечисть, которая добросовестно подтягивала: