самом деле ворами. С меня судимость тоже сняли. Судили тех, кто раздавал

семенную картошку колхозникам, а она вся гнилая была, ее в канаву высыпали.

Правление же колхоза решило раздать ее людям. Хозяев в руководстве не было.

Проходимцы. Приказ из области был сеять в снег. Выпал снег — ничего не

взошло. А премию получил тот, кто не отказался раньше сеять. Прежде чем

награждать, на поля надо было посмотреть.

Как видим, вся система руководства сельским хозяйством строилась на

жестких приказах, которые рождались где-то далеко наверху и, достигая

исполнителей, нередко повергали их в смятение. Михаил Николаевич Мешалкин

рассказывал, как его, беспартийного, исключали из партии:

— В сорок девятом я заведовал пунктом «Заготзерно» в Краснознаменском

районе. Случалось, привозили сырое зерно, которое нельзя закладывать на

67

хранение: все равно сгниет. Ну а планы выполнять надо было. Уполномоченные

ездили, давили. Я сопротивлялся. Вызвали меня на исполком. Второй секретарь

райкома требовал принять зерно, я отказался. Тогда они решили исключить меня

из партии. И все уже соглашались, но тут один вспомнил, что я непартийный.

Позже, правда, разобрались. Оказалось, что я правильно сделал. А через два

года первого и второго секретарей самих исключили из партии, они «укрупняли»

колхозы и проворовались.

«Проведенной сплошной проверкой установлено на пунктах и базах

«Заготзерно» — зерна сырого 2299 тонн, или 6,3% к наличию, влажного 12222

тонны, или 33,3 %, зараженного клещом 33295, или 90,9%, и зараженного

долгоносиком 3472, или 9,1%.

На Черняховском элеваторе и Калининградской реалбазе зерно подвергается

систематическому самосогреванию, несмотря на наличие сушилок».

Из протокола заседания исполкома Калининградского областного Совета

депутатов трудящихся от 13 января 1949 года.

ГАКО. Ф. 297. Оп. 7. Д. 82. Л. 20.

«На работу в совхоз было устроиться легко. Также легко и с увольнениями.

Но дисциплина трудовая была очень строгой. Если прогулял два дня, то дело

оформлялось в народный суд, который обычно приго-

варивал прогульщика к исправительно-трудовым работам с удержанием 15-

20 процентов заработка», — рассказывает Татьяна Семеновна Иванова из

Гурьевскогорайона.

Продолжает эту тему Евдокия Семеновна Жукова: «На второй же день после

приезда пришел бригадир: «Иди на работу». А я ему: «Куда же я ребенка дену?

Как скотину оставлю? Она же не приучена к новому месту — может убежать.

Дайте хотя бы два дня». Он начал ругаться. Пришлось идти. Работали на

молотилке. Ребенка брала с собой».

Приехавшие по вербовке не имели права по своему желанию уезжать из

колхозов и совхозов. Существовали разные способы заставить людей остаться на

месте. Антонина Семеновна Николаева в 1946 году жила на хуторе в

Багратионовском районе, потеряла мужа. Сразу же у нее появилась мысль —

вернуться на родину. Но руководство хозяйства пригрозило: «Уедешь — всю

скотину отберем. Останешься ни с чем». Пришлось Антонине Семеновне

примириться. Подробнее о том, как и в какой обстановке работали колхозники,

мы расскажем дальше. Сейчас же представим, что ждало сельских переселенцев

в первые дни выхода на работу.

«Вот колхоз “Победа” Советского района. Трудовой день здесь начинается в

10-11 часов. Перерывы на обед длятся 3 часа».

Из заметки «На позициях примиренчества» в газете «Калининградская

правда», 16 сентября 1950 года.

«Члены артели им. Молотова Нестеровского района ежедневно работают на

лугах. Рабочий день начинается в 5 часов утра, кончается с наступлением ночи».

Из заметки «Вести с лугов» в газете «Калининградская правда», 5 июля

1950 года.

Что такое мелиорация, или трубки на полях

Екатерина Сергеевна Моргунова о работе в поле в 1946 году вспоминает: