Конечно, это и есть те привилегии, за которые нас критиковали в горбачево-ельцинские времена. Но скажите, когда депутату было ходить в столичные магазины, чтобы привезти своим близким и родным подарки «из Москвы»? Лично мне никогда бы не удалось приобрести тех книг, что я купил «на сессии». Они и сейчас составляют самую значительную и дорогую для меня часть домашней библиотеки.

В 1976 году я был включен в состав делегации от нашей Удмуртии на XXV съезде КПСС. Это было незабываемое, многолюдное и шумное действо, напоминающее огромный спектакль. Я никогда больше не участвовал в подобных мероприятиях, не видел такого множества известных людей страны, такого грандиозного концерта на сцене Дворца Съездов.

При Брежневе в 1976 году «за особые заслуги» мне присвоили звание дважды Героя Социалистического Труда с вручением второго ордена Ленина, а в 1982 году я получил орден Дружбы народов.

Как «дважды Герою» мне полагалось установить бронзовый бюст на Родине – на Алтае в селе Курья. И мне пришлось осваиваться в новой роли – я стал «моделью» для скульптора Анатолия Бельдюшкина, ученика знаменитого Томского.

Для нас обоих это было очень сложно, поскольку мастер жил в Москве и работать мог лишь во время моих приездов на сессию. И уж если заполучал меня «на часок», то старался не отпускать как можно дольше.

Сеансы в мастерской скульптора приводили меня в состояние такой усталости, какую я не испытывал и от тяжелого физического труда. Казалось, все тело затекало и становилось каменным. Голова от напряжения начинала болеть. Возвращаясь в гостиницу, я буквально падал на кровать, чувствуя себя совершенно обессиленным…

Каждый раз, приезжая в столицу и переступая порог гостиничного номера, я с ужасом ждал телефонного звонка от А. И. Бельдюшкина и приглашения в мастерскую. Мне было искренне жалко мастера – ему достался такой неудобный «дважды Герой», но пересилить себя я не мог и всячески уклонялся от встреч, уговаривая Анатолия Ивановича поработать с моими фотографиями. В ответ он снова и снова просил меня немного потерпеть, так как скульптура «уже почти готова».

А мне почему-то казалось, то, что я видел в мастерской, было настолько не похоже на меня, что конца этой работе не будет. То я замечал нехарактерные для меня большие брови, то мои скулы неестественно выдавались вперед, то нос начинал задираться.

Иногда в шутливой форме, стараясь не обидеть мастера, я просил что-либо подправить. А он, отвечая мне встречной шуткой, так хлопал инструментом по критикуемому месту на лице моего двойника, что я ощущал эти хлопки на себе. Сложнее всего пришлось с большими, как у Брежнева, бровями. Он всячески пытался их отстоять, убеждая меня, что этим он выражает мои «мысли, мысли»…

И так продолжалось три года…

Наконец, бюст был готов, и нам назначили срок его установки в Курье. Большая делегация из родственников и друзей поехала со мной на Алтай. Все происходило очень торжественно. Бюст поставили прямо напротив здания старой деревянной школы, в которой я когда-то учился. Когда сбросили с него покрывало, я увидел перед собой большого бронзового двойника, который в отличие от оригинала был суровым и похожим на волевого военного начальника, способного одним движением бровей послать на битву полк…

Это были мои личные эмоции, субъективные. Все же присутствующие нашли полное сходство и поздравили нас со скульптором А. И. Бельдюшкиным с удачным завершением установки бюста. Я же обнял своего нового «родителя» и поблагодарил за труд и терпение…

Наступила эпоха правления Горбачева. Михаил Сергеевич появился на политическом Олимпе, покорив народ своими правильными речами. Его мягкий украинский говор приятно отличался от стальных интонаций предыдущих правителей, а демонстрируемые всему миру «общение с народом» и «дружба семьями» с лидерами иностранных государств вселяли надежды на перемены к лучшему.

Помню, как странно звучало и воспринималось нами произносимое горбачевское слово «перестройка». Какая? Чего? Как долго? Конечно же, все понимали, что это может быть чревато какими-то временными неудобствами, ведущими к новому обустройству страны для повышения благосостояния народа. Но никто не мог предположить, что мы зайдем так далеко в этом процессе, что развалим весь фундамент под тем самым зданием, которому был вынесен Горбачевым приговор: «Перестройка»!

Постепенно начали приедаться речи этого многообещающего политика, а его улыбчивая говорливость не приводила к улучшению жизни народа и заполнению пустующих витрин магазинов.

Объявленный Горбачевым курс на «всеобщую компьютеризацию» страны привел к заполнению свалок валютными отходами «технического прогресса» Запада. Разрешение оплачивать сделки предприятий наличными деньгами – к стимулированию обманных операций и резкому личному обогащению их руководителей. Антиалкогольная кампания – к вырубке виноградников и спаиванию народа суррогатом. Единственная заслуга Горбачева состоит в «открытии границ», да и то нам пока не известен конец этого процесса…

Ослабленный трещинами демократических нововведений Горбачева корабль политической власти в большой стране СССР пошел ко дну, потянув за собой огромные пласты человеческих жизней и судеб.