Шрифт:
— Товарищ Вершок! Аршинчик, миленький, может, ты, случайно, мой бумажник нашёл?
— Кожаный? — кряхтит под ящиком толстяк.
— Кожаный!
— Тиснёный? — тяжело вздыхает пузан.
— Тиснёный!
— С узорами, что ли? ~ еле на ногах стоит лакомка.
— С узорами, с узорами… Только, ради бога, скажи скорей, куда ты его девал.
— Ребятам отдал. — Аршин снял с плеча ящик и сам на него уселся.
— Со всеми деньгами? — ужаснулся кассир.
— Нет, деньги я себе за честность взял.
Кассир как ужаленный помчался к родителям Аршина правду искать. Те до самого вечера долбили сыну, что нельзя чужие деньги брать, что их полагается вернуть, а ему хоть кол на голове теши. Уплетает конфеты и в ус не дует.
— Ну, а как безделяйский пан Яцкус на моём месте сделал бы? — спрашивает наконец Аршин.
— Он, сынок, денег на дороге не искал. Люди сами ему последний грош несли.
— А как ты бы поступил? — спрашивает отца.
— Не было у меня денег сроду, и находить их не желаю: всё равно хозяин объявится.
— А как он докажет, что это его бумажник? Кто видел?
— Видать-то никто не видел, — отвечает Кризас, — но карман у него дырявый. И подкладка прохудилась.
— Ну, раз такое дело, пускай конфетами забирает, — уступил Аршин и горестно вздохнул. — Уж лучше в долг взять и не отдать, чем на дороге найти и воротить.
Полез на печку и снова папашу сбросил. В прошлогоднюю паутину уронил. А кассир Выдавайтис с тех пор на одни конфеты перешёл. И зубы съел на этом.
Но даже без зубов он по сей день конфеты сосёт и вспоминает, какое у Аршина золотое сердце. А если и рассердится раз в год, расшумится, всё равно никто его не поймёт — так сильно шамкает. Точь-в-точь сорока стрекочет.
БЕЗДЕЛЯЙСКИЕ КОММЕРСАНТЫ
Вскоре и деньги вышли, и одёжка вся износилась, но зато в саду яблоки поспели. Надумал Вершок съездить на рынок в Палангу. К самому синему морю.
— Говорят, на курорте всегда лишнюю копейку выгадаешь, — объяснял жене Кризас. — А конь дармовой у нас. Колхоз даёт.
Дарата не стала спорить. Нагрузила полную телегу яблок, притащила несколько сыров, завёрнутых в лопухи, масла ком тряпицей обернула, копчёные колбасы с чердака сняла, ломоть сала положила и хлеба каравай.
Как жёрнов, на подводу вкатила.
— Ну, сынок, — сказал Кризас, — учёного из тебя не вышло, но не отчаивайся: и торговый человек паном быть может. Молодой Причкус, наследник Яцкусов, так тот когда-то в Клайпеде такие дела проворачивал, что чуть в трубу не вылетел: лошадей менял, как перчатки, быков на коз обменивал, коз — на кур, а за яйца иголки брал — по двенадцати за дюжину. Миллионами заправлял!.. Вот и мы с тобой завтра в Палангу едем, — продолжал отец. — Только ты уж как следует ночью лошадку попаси: сытый мерин в еде умерен.
— Постараюсь, — промолвил сын и пошёл свою шапку искать.
Ту самую, которой прежде в футбол играл, а теперь ботинки чистил.
Всю избу вверх дном перевернул, чулан перерыл, в хлев заглянул, овин обыскал, потом на сеновал поплёлся. Нету шапки! Шарил-шарил в сене, умаялся, и сон сморил парня. Как убитый заснул бедняга.
Утром отец глаза продрал, повернулся, потянулся и отправился запрягать. Смотрит — ни лошади, ни сына. Полдня пробегал по деревне старик, прежде чем услышал, как сынок на сене храпака задаёт. Мышей распугивает.
Кризас и так и этак Аршина тормошил, пятки ему щекотал, соломину в нос засунул — не может добудиться. Только самого в сон клонит. Разозлился отец, нагнулся да как крикнет прямо в ухо сыну:
— Аршин, каша стынет!
Соня мигом на ноги вскочил, давай ложку искать, но, поняв, что отец подшутил над ним, хотел было снова лечь.
— Лошадь накормлена? — спрашивает Кризас.
— Нако… — экономит слова ленивый.
— Напоена?
— Напо…
— Ну тогда запрягай!
— А где она? — разговорился Аршин. Вся экономия насмарку.
— Как же ты лошадь пас, что не знаешь, где она? — возмутился отец.
— Да я шапку всю ночь искал, — стал оправдываться сын и только тут заметил, что его треух в углу валяется, куры яйца в него кладут, цыплят высиживают.
Аршин шуганул наседку, выпил яйца, хлопнул по колену шапкой и нахлобучил её на голову, Так что уши пополам сложились.
— Можем ехать, — сказал Аршин.
— Можем, — согласился старый Вершок. Только сперва клевера накоси, чтобы в дороге конягу покормить.