— Эх! В парикмахерскую бы попасть! — заявил он мечтательно.

— Машинка у меня есть. Давай, так скать, постараюсь, уважу, — серьезно предложил Иван Капитонович.

И все засмеялись, вспомнив мрачноватую деловитость лесоруба и мучения Арвида. Генка впервые услышал, как смеется Марина — молодо, открыто. Наверное, вот так она смеялась до войны…

Иван Капитонович несколько мгновений стоял, делая корявыми пальцами странные движения, будто сжимал и разжимал ручки машинки, а потом запоздало загоготал, развеселив всех еще сильнее, даже старый учитель снял очки и вытер платком выступившие от смеха слезы. И в вагоне дохнуло душевным ладом, готовностью к незлой шутке, к доброму разговору. В такие моменты Генка всегда думал о том, что люди, едущие с ним, заслуживают хорошей, красивой жизни и счастья.

А возле вагона по-прежнему стояли сестры и Александр Александрович. Генка услышал голос Валентины:

— Я вам говорила: не задирайте нос перед пассажирами. Они бы нам помогли.

Владимир и Марина, прогуливавшиеся возле состава, обошли пирамиду чемоданов и, разговаривая, поднялись в вагон.

— Пойдем поможем, — подошел к Астахову Николай, со свистом втягивая в себя воздух.

— Кому? — Владимир скользнул невидящим взглядом по лицам пассажиров, стоявших у вещей. — Обойдутся и без нас. Не маленькие.

Однако Николай все же слез на землю и предложил:

— Подсобить?

— Долго раздумывали! — резко ответила рыженькая. — Вон идут носильщики. Обойдемся и без вас.

Действительно, по путям колобком катился розовый, на ходу вытирая потное лицо, а за ним поспешали два носильщика с бляхами на груди.

— Долго же вы прохлаждались, товарищ Лыткин, — осанистый пассажир решил благоразумно перенести свой гнев на розового здоровячка, официально назвав его по фамилии.

Здоровячок виновато улыбнулся, всем своим видом показывая, что сделал все, что мог.

Наконец процессия двинулась к вокзалу, впереди шли Александр Александрович с Лыткиным, за ними следовали носильщики, увешанные гроздьями чемоданов, а замыкали шествие две сестры. Валентина на прощание оглянулась, поискала глазами Владимира, но тот оживленно разговаривал с Мариной. Тогда она чуть заметно кивнула Генке и улыбнулась. А может, это только показалось Геннадию Майкову, потому что ему очень хотелось, чтобы Валентина попрощалась с ним.

— Не пойму я таких людей. — Лесоруб покачал головой. — Грамотные, видать, а как чужие…

— И зачем они тужатся-пыжатся? — проговорил Матвей. — Я так понимаю: раз ты совецкий человек, то веди себя как следует, по-совецки, а не как буржуй, которому в семнадцатом году хвост прижали. Так я говорю, елочки-моталочки?

Прошло около получаса. Генка случайно глянул в угол, который занимали ушедшие пассажиры, и вдруг в обрывках газет увидел плоский коричневый прямоугольничек. Бумажник!

— Смотрите! Они потеряли кошелек! — крикнул он, поднимая находку.

Арвид оказался тут как тут. Он выхватил из рук Генки бумажник из гладкой коричневой кожи и быстренько открыл его.

— Паспорта, какие-то бумаженции, — с удовлетворением перечислял читинец, явно довольный происшествием, — карточка рыжей. Вот нарядилась, кикимора! С лисой-чернобуркой. Э-э, братцы, деньги! Красотища!

— Да что ты чужие деньги считаешь! — возмутился Генка и вырвал из рук Арвида бумажник.

— Тебе что, жалко? — Арвид скорчил рожицу. — Они бы тебя не пожалели!

— А, правда, Ген, сколько там у них деньжат? — спросил Николай. — Интересно взглянуть…

Через минуту весь вагон знал, что пассажиры, которых все не очень-то жаловали, потеряли бумажник.

— Вернуть бы надо, — сказал Иван Капитонович, почесав ногтем затылок.

— Конечно, надо вернуть, — заволновался старый учитель. — Но как это сделать?

— Может, они уже укатили? — высказал предположение Матвей. — Тогда, елочки, надо в милицию сдать. В милиции кого хошь разыщут.

— Володя, может, по радио объявить? — спросила Марина и покраснела: она впервые громко, при всех, назвала Астахова Володей.

— Точно! — оживился тот. — Арвид, Гена, пойдемте на вокзал. Они наверняка еще не уехали.

— Буду я из-за всяких бегать по вокзалу! — покуражился читинец, правда, больше для вида, потому что и он понимал: бумажник надо возвратить, хотя где-то в глубине души, наверное, успел подумать, что если бы сам нашел бумажник да без свидетелей, то поступил бы с ним поинтереснее, чем предлагает этот граф Монте-Кристо. — Они здесь корчили из себя черт знает что, а я должен, как собачка, за ними бегать…

— Не стрекочи, а делай, как старшие велят. — Это старушка внесла свою лепту в событие, взбудоражившее вагон.