– Неужели так можно? Кто вас этому научил? – опешила Гуля.

– Учитель мой – моя слепота. Потренируйтесь пару лет с закрытыми глазами, и у вас получится не хуже, – сказал напоследок Олег и вышел из магазина.

Он немного слукавил, так как в уме всё просчитал и сдачу в четыреста рублей с копейками предполагал.

«Ну, не дадут же четыре раза по пятьсот, и так ясно», – думал он, мечтая, как все незрячие, о деньгах с метками для слепых, не понимая, почему не сделать государству то, в чём уже нуждалось колоссальное количество инвалидов и престарелых людей.

«Странные люди эти зрячие, – рассуждал Олег. – Думают, что у слепых нет жизни, никакой. Даже предположить не могут, что нужно и можно жить даже тогда, когда у тебя отняли зрение, слух, руки, ноги. Мир просто становится другой, он меняет свой угол наклона, объём, цвет, свет, ограничивая нас в одном и одаривая в другом. Только об этом никто из зрячих не знает. Мне часто до потери зрения хотелось знать, как и что чувствует слепой. Закрывал ненадолго глаза, и на меня наваливался холодный ужас потусторонней жизни. Но если бы я знал, что это не конец, а начало другой жизни, может быть, иначе готовил бы себя к ней. Нет у нас в огромной стране музея темноты, который во многом открыл бы глаза зрячим и подготовил слепнущих к темноте. А вот в одном из крупных городов Израиля, в Холоне, в детском музее открыта выставка под названием «Диалог в темноте». Там каждые пятнадцать минут в кромешную тьму уходит группа со слепым гидом. Именно со слепым, который ведёт зрячих в свой тёмный мир, чтобы познакомить их с ним, помочь хоть немного адаптироваться в нём и открыть зрячим новые ощущения и возможности человека. Слепой ведёт диалог со зрячими, которые идут за его голосом в полной тьме. В темноте этого диалога они проходят несколько комнат, каждая из которых показывает разную ситуацию, в которую может попасть слепой. Побывают в лесу, где услышат пение птиц, пощупают руками деревья, смогут представить, как выглядит то, что ощущается. Потом их ждёт домик лесника, обставленный и увешанный разными предметами, большую часть которых надо узнать. На одной из стен висит деревянная маска индейца, это чувствуется по его оперению на голове и по большому носу. Но об этом мы, зрячие, знаем, так как видели в кино, а слепому же, наоборот, все описывают на словах и дают ощутить, если этот предмет материален. После на лодке они отправляются в город, ощущая качание на волнах, брызги воды и слыша шум мотора. На носу лодки можно нащупать и прочесть надпись. Затем ощущение города – шум, тротуар и все, что на нем стоит и паркуется. Надо попытаться самим на ощупь узнать вещи. Там же в городе есть магазин, который оказывается овощной лавкой, чтобы понять, в какой ситуации находится слепой, когда стоит перед прилавком. Из магазина группа отправляется в комнату, где слышны разные звуки и музыка. Воображение начинает рисовать картины происходящего, но опять-таки, зрячие это где-то видели. Интересно, что в это время «видит» слепой человек. Из этой комнаты прямиком идут в бар, где их подводят к стойке, у которой надо заказать прохладительный напиток или купить шоколад, и все это, разумеется, в кромешной тьме. Можно заранее приготовить мелочь, все, что продают в пределах 10 шекелей, но сдачу дадут без обмана. Купив что-то выпить и перекусить, они садятся за стол в этом баре, и тут уже начинается настоящий диалог в темноте, потому что это время для вопросов гиду. А слепые живут в своем мире, но им неприятно, когда их пытаются принижать жалостью или изолировать в обществе. Они такие же люди, как все. Так же радуются жизни, так же любят вкусную еду, хорошую музыку и теплую погоду, просто у них нет того, что для зрячих является центральным чувством, без которого, зрячие думают, невозможно жить. Но, проведя полтора часа в темноте, они убеждаются в обратном».

Олег не заметил во время своего внутреннего монолога, как пропустил место, где надо было свернуть к своему дому, чтобы идти вдоль него, отсчитывая тростью нужное количество подъездов. Он понял, что идёт по аллее недолго, значит, ещё не поздно свернуть налево, надо лишь найти поребрик со знакомым выступом. Он стал водить тростью по земле вытянутой рукой и неожиданно услышал за спиной разговор женщины и мужчины.

– Помоги слепому. Не видишь, дорогу ищет, – произнёс женский голос.

– Вот ещё! Этих слепых развелось в городе дальше некуда, и все со льготами, с квартирами, с пенсиями, которые нам и не снились…

– Чего ты кричишь, слышно же ему!..

– Плевать! Я правду говорю. Тоже мне, нашла кого пожалеть, дура.

Олега словно окатили ледяной водой от этих слов. Он невольно по грубому нудящему голосу представил себе этакого мещанского толстопузого пивного мужика, сделавшего жизнь этой пришибленной и доброй женщины адом. Он остановился, резко повернулся к ним лицом и чётко по-деловому произнёс:

– Дорогой, давай меняться! Я тебе – льготы, пенсию и квартиру впридачу, а ты мне отдай свои глаза! А? Что-то не слышу ответа?

Наступила тишина, в которой он уловил торопливые испуганные удаляющиеся шаги. Настроение было убито напрочь. Он знал, что эти ядовитые слова никогда не забудет. Страшно то, что таких, как этот мужик, немало. Кто-то говорит вслух, кто-то молчит об этом, не задумываясь и не представляя всей трагедии человека, потерявшего зрение.

Олег поднялся в квартиру. Разложил продукты. Заставил себя выпить чашку чая. Включил беговую дорожку и быстро с ожесточением стал перебирать ногами по полотну, увеличивая скорость, будто готовился разбежаться и со всего разгона взлететь к небу. Хотелось убежать от этих слов, от этого места, от этих людей к чему-то чистому и высокому. По мере бега он успокаивался, думая о Валентине, о своей семье, о творчестве, о друзьях и об огромной гвардии незрячих, которым он, сам слепой, хотел бы служить беззаветно, помогая мыслями, словами и делами.

И он действительно взлетел, но только во сне, который видел много-много раз: он легко парит в небе с раскинутыми руками, пролетая над белыми облаками, между которых мелькает земля с реками, полями и лесами. Но приземлиться он должен только в городе на знакомый блокадный дом, над которым плотной сетью протянуты электрические провода под током. Вот и сейчас, во сне, он словно обессиленная птица пытается подлететь к дому, но провода обжигают его током, не пуская на землю. Он просыпался с сердцебиением и снова проваливался в этот же сон, изнемогая от повторяющихся неудач до самого рассвета.

Лёгкое постукивание в оконное стекло балкона развеяло поверхностный сон, похожий на болезненное забытьё. Казалось, будто осенняя дождевая хандра робко стучится в дом дрожащими струйками своих прозрачных пальцев. Но стук был тонкий, колкий и неритмичный.

– Не может быть! – догадался он. – Это птичка!

Пернатые, большая синица и лазоревка, прилетают к нему на лоджию постоянно в течение года, чтобы кормиться и выводить своих птенцов в птичьем домике, который Олег смастерил для них и не убирал с балкона. Синицы выводят по три раза за лето птенцов. Если кормишь птичек ежедневно, то они узнают тебя и прилетают каждый день, ожидая и требуя корма. Два-три дня пропустишь – и они, будто понимая, больше не беспокоят. Он встал, положил на ладонь немного семечек, которые были всегда под рукой, и открыл балконное окно. Было тихо. Но он протянул ладонь и замер. Через некоторое время услышал шорох и почувствовал маленькие цепкие коготки на ладони, а потом и острый клювик, который суетливо склёвывал корм. В душе разливалась небесная благодать и восторг от прикосновения к хрупкой жизни. Нет ничего прекраснее этой жизни, которую оборвать, отнять, искалечить ничего не стоит, что у птиц, что у человека. Птичка, склевав все семечки, благодарно чирикнула и улетела.

– Этой осенью обязательно поймаю синичку, чтобы пожила зиму с нами, – решил Олег. – А эта птичка – вестник хороших новостей, значит, скоро мы будем вместе с Валюшей! – и радостно пропел в открытое окно: – Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка? Не спи, вставай, кудрявая, в цехах звеня, страна встаёт со славою на встречу дня!..

Студёный воздух бодрил и звал на утреннюю пробежку.

В хорошем расположении духа Олег стал собираться на свою трассу за домом. Выпил чаю с надоевшим бутербродом, предвкушая, как скоро Валюта будет кормить его чудными супами, кашами, борщом, разнообразными салатами, жареной рыбкой, тушёным мясом и овощами, встречая его с нетерпением дома, а он, зная, что она его ждёт, будет как на крыльях лететь из мастерской в своё гнездо с ощущением выполненного долга, а не впустую прожитого дня.