«Что бы все это значило? Ведь к своим идут, так чего же бояться-то?»

— Сзади их фрицев нет?

— Только что говорил с наблюдателями. — Карпов тряс трубкой. — Доложили: «Ни одного солдата».

— Странно... — И, не отрываясь от стереотрубы, Яков Иванович продолжал: — Мне кажется, Петро Семенович, что они боятся, как бы не погибнуть на наших минных заграждениях.

— Бояться им нечего. Проходы ясно обозначены белыми флажками.

— Это хорошо. Но все же вышли к ним навстречу своих людей, и пусть они проведут их через эти проходы.

Не прошло и четверти часа, как на бруствер выползли солдаты и, размахивая белым флагом, каждый громко кричал в раструб:

— Не бойтесь! Идите смело на меня! На моем пути мин нет!

Лавина зашумела и забурлила активнее, однако смелости не проявляла.

Тут вскочил рослый сапер — им оказался Щукин — и во все горло заорал:

— Что ж вы? Идите! Не бойтесь! Я вас проведу! — И, держа флаг над головой, пошел навстречу лавине. Его примеру последовали и другие саперы.

Из этой пестрой толпы вырвался один, другой, за ними ребята, за ребятами женщины, а следом за ними ринулись и остальные.

* * *

Яков Иванович возвратился к себе на НП в конце дня, когда сизая дымка сумерек уже застилала отогретую за день землю, а в безоблачном небе замерцали звезды. Но он не замечал ни чистого неба, ни странной для фронта тишины. Все это затуманили, заглушили только что услышанные стенания спасшихся от страшного кошмара людей. И теперь еще звучали в ушах Железнова жалобные голоса детей: «Мама, есть хочу», «Дядечка, дай хлеба»... И особенно голос мальчугана, все еще дрожавшего от пережитого: «Мама, а это наш дядя?»

— Ваш, мальчик, ваш. Сынка ищу я. Не бойся, тут все наши, — поспешил тогда его успокоить Яков Иванович. Перед глазами возникла стоящая на коленях Ирина Сергеевна перед одинокой белокурой девочкой. Готовая разрыдаться, она дрожащими губами спрашивала:

— А ты подумай хорошенько, припомни — может быть, раньше тебя звали Дусей?

— Не. Меня всегда звали Маша. Машка-затеряшка, — улыбнулась девочка.

— Боже мой, Яков Иванович, — вздох страдания вырвался из груди Ирины Сергеевны, — как две капли воды похожа на Дусю... А где же твои родители? — она все еще не отпускала из объятий девочку.

— Тата в партизанах, а маму, — всхлипнула Маша, — вчера куда-то увели фашисты.

И снова тот же страдальческий вздох и снова вопрос, вопрос матери, уверовавшей, что это ее кровная дочь:

— А как звать твоих маму и папу?

— Маму — Дарья, а тату — Ваня.

Это было уже все! Но Ирина Сергеевна все еще стояла около этой девочки на коленях и, гладя ее лицо, неотрывно смотрела в дорогое ее сердцу лицо малышки.

Позвонила Валентинова:

— Яков Иванович, дорогой, разрешите проехать к Гришину. Там я тоже просмотрю ребят — и за себя и за вас.

У Якова Ивановича не повернулся язык отказать. И он ей поручил:

— Заодно скажите Гришину, что сегодня, часика так через полтора, я буду у него.

А если пожелает приехать сам ко мне, пусть предварительно позвонит.

Теперь этот как бы ничего не значащий разговор вернул его к действительности и заставил снова подумать, что надо сделать, чтобы принять еще массу народа, так как из рассказов крестьян явствовало, что завтра гитлеровцами будет совершен такой же перегон людей. И Железнов невольно взглянул на карту.

«Что же вы, генерал фон Мерцель, не совсем подходящие места выбрали для перегона несчастных? Здесь куда было бы лучше. — Генерал Железнов постучал карандашом по поселку МТФ, где стояла ненавистная фон Мерцелю башня. — Тут и суше, и путь короче, и все как на ладони... — и вдруг замер. Ярко заштрихованные полосы переходов как на участке своей дивизии, а также и соседа, подозрительно охватывали МТФ — основной опорный пункт дивизии Железнова. — А не готовите ли вы нам, уважаемый фон Мерцель, за спинами несчастных коварную подлость?.. Фон Мерцели способны на всякое зверство. На то они и фоны, да еще фашистские!» — Яков Иванович опустился на табуретку и, пододвинув поближе большой блокнот, забормотал себе под нос:

— Предположим, что фон Мерцель завтра за спиной обреченных пустит свои батальоны. А это вполне возможно... Следовательно, надо предпринять такое, чтобы коварство это упредить и спасти от обоюдного расстрела тысячи несчастных. А как?.. — И Железнов снова задумался. Прикинув наконец, что и как, он решил поделиться своими планами с комкором, но вспомнив, что противник может подслушать, позвонил начштакору и доложил ему лишь о количестве перешедших фронт в полосе своей дивизии и о том, что все они накормлены и размещены, а также и то, что он готовился принять завтра еще такую же партию.