Ковалевская передала письмо Фукса Миттаг-Леффлеру, и они начали оживленно обсуждать меры по чествованию Вейерштрасса, к которому оба относились с величайшим уважением. Почти в каждом из их писем встречается его имя.

Во многих письмах Ковалевская сокрушается по поводу перегрузки учителя. Так, в письме от 8 января 1881 г. она говорит, что Вейерштрасс, к несчастью, завален работой, которую мог бы выполнять более молодой математик, время которого не так дорого: лекции перед аудиторией в 250 слушателей, редактирование трудов Якоби и Штейнера, заседания — академические и совето-факультетские, не дают ему возможности закончить собственные исследования. «Я не понимаю,-'- пишет она,— как другие берлинские математики не дадут понять министру, насколько необходимо освободить Вейерштрасса от лишних нагрузок» [СК 1]. Смерть Борхардта, который, кажется, был единственным влиятельным другом Вейерштрасса,— большое несчастье для него, повлекшее увеличение его нагрузок. В частности, редактирование «Журнала чистой и прикладной математики», которое проводил он с Борхардтом, теперь лежало на одном Вейерштрассе. Ковалевская и Мит- таг-Леффлер стали членами комиссии по юбилею Вейерштрасса, и ряд лиц присылали им письма по поводу юбилея. Выяснилось, что между математиками стали возникать разногласия. В конце 1884 г. Георг Кантор послал Софье Васильевне письмо, в котором говорит, что не может по¬

134

ставить свою подпись под обращением, которое прислал ему Фукс.

Галле, 30 декабря 1884 г.

...Это обращение составлено так холодно, бесцветно, водянисто, оно до такой степени ничего не говорит и предвещает неуспех, что я нахожусь в недоумении, каким образом думают достигнуть с его помощью подобной цели.

Таким образом, по моему мнению, необходимо составить для опубликования такое обращение, в котором огромные заслуги г-на Вейерштрасса нашли бы наиболее достойное и полное выражение.

Может быть, Вы, сударыня, в состоянии оказать влияние в этом направлении; тогда позже я охотно приму в этом участие, если только мой друг Миттаг-Леффлер будет с этим согласен... [75, с. 121; 172].

Обращение, о котором говорит Кантор, было разослано и другим членам юбилейного комитета, в том числе Мит- таг-Леффлеру. Софья Васильевна сразу по получении письма от Кантора пишет Миттаг-Леффлеру, что она с нетерпением ждала его мнения об этом обращении. Сама она присоединяется к мнению Кантора о том, что обращение ничего не стоит. Оно не будет проявлением восхищения перед теориями Вейерштрасса со стороны его учеников, а просто выражением чисто формального уважения. Ковалевская говорит, что она ничего не подпишет, пока не узнает мнение Миттаг-Леффлера. Некоторые математики высказывались против преподнесения бюста Вейерштрас- су, так как на юбилее Куммера бюста не было. По этому поводу Софья Васильевна пишет: «Было бы печально,

если бы поднесение бюста стало предлогом к обмену враждебными высказываниями между различными немецкими математиками».

Миттаг-Леффлер позаботился о том, чтобы поместить в «Acta mathematica» хороший портрет Вейерштрасса и статью о нем к его юбилею.

На юбилей Вейерштрасса не смогли приехать ни Ковалевская, ни Миттаг-Леффлер. Однако юбилей прошел хорошо, и Вейерштрасс остался доволен им. Через некоторое время он описал это событие в письме к своей ученице, в котором великодушно прощал ей ее отсутствие — хотя, конечно, ее присутствие украсило бы праздник. Привожу письмо Вейерштрасса (с некоторыми сокращениями) [125, с. 263].

14 декабря 1885 г.

Мой дорогой друг,

Ты ярая софистка. Являясь моей ученицей особого рода, ты не пожелала 31 октября смешаться со «всей толпой», а предпочла

135

дать о себе знать на неделю позднее. Пожалуй, ты вправе называться «egregia» 5, но не лучше ли было бы приветствовать старого друга раньше всех?...

Прежде всего должен тебе откровенно признаться, что празднование моего 70-летнего юбилея, организованное моими, старыми и молодым#, слушателями, действительно было большой радостью для меня. Оно не цмело официальной окраски — только министр культуры прйслал мце полуофициальное поздравление — и, хотя оно и не 6ii5o вполне свободно от преувеличений, тем не менее явилось ничем не омраченной демонстрацией чувств всех его участников. Кроме моих здешних коллег, лично присутствовали: Кантор, Шварц, Линдеман, Киллинг, Томе, П. Дюбуа для передачи мне почетных подарков от имени Комитета (Комитет по организации чествования Вейерштрасса.— П. К.).

Фукс произнес хорошо составленную речь, охраняемый боязливыми взорами своей жены — так что й женщина украшала празднество своим присутствием...

Ты, вероятно, уже получила гипсовую копию бюста. Мне интересно узнать твое мнение о нем. Моим сестрам он не слишком нравится. Тебе и Миттаг-Деффлеру будет прислана копия медали из золоченой бронзы. Альбом для фотографий (свыше 500 штук) прекрасен, он нравится всем.

Издателям «Acta» я должен принести особую благодарность за их содержательный подарок. Фотография очень удачна и паспарту сделано с большим вкусом. Только в посвящении сказано слишком много, так же как и в надписи на медали.

Вечером был обычный в таких случаях ужин... [125, с. 263].

После речей Фукса и Кронекера выступал Вейерштрасс.

Мое ответное слово на обе речи было очень кратким — я был слишком утомлен. Затем последовал еще целый поток речей... С большим юмором говорил мой брат, доказывавший, как бедна его наука — филология по сравнению с математикой.

Под конец мы все пошли еще пить пиво, где я оставался до полуночи, а мой брат — до рассвета.

Через два дня после этого было собрание математического общества, причем молодые люди держали себя хорошо. Моему брату так понравилось это общество, что он оставался там до пяти часов утра, а все пожилые люди ушли вместе со Шварцем...

Так, мой дорогой друг, теперь ты имеешь точный отчет о «юбилее Вейерштрасса», на который ты можешь претендовать как член Комитета. Я хотел и мог бы прислать тебе некоторые берлинские газеты. Ты бы посмеялась над легендами, связанными с моей личностью. Я должен еще сообщить тебе, что поэтический тост к собравшимся был произнесен не моим братом, а мной самим... [125, с. 265].

Это письмо сопровождается стихотворением Вейерштрасса. Первое четверостишие — цитата из стихотворения Августа фон Платена, дальнейшие строфы представляют мысли ученого: