— Сколько?

— Луидор.

Ги взял её под лёгкую, бесплотную руку, и они пошли. У женщины поблизости была комната, временный склеп сотен людей.

— Скольких сотен? — произнёс он.

— Сотен...

Женщина обнажила острые зубы и стала раздеваться. Ги внезапно ухватил обеими руками платье и с силой сорвал его.

— Не надо!

Женщина оборонительно выставила руки. Ги схватился за подол комбинации и разорвал её, потом сдёрнул с плеч. Тело женщины оказалось тощим, лишь бедра, перехваченные чёрными подвязками, были округлыми, гладкими, упругими. Не сказав больше ничего, она опустилась коленями на кровать.

В её личике с острозубой улыбкой соединялись любовь и смерть. Она не жалела сил. Впивалась ногтями ему в бедра, притягивая его к себе, выгибала спину, прижимаясь плотнее к нему. А когда всё было кончено, тут же поднялась и стала разглядывать разорванные одеяния. Ги заплатил ей за них.

Ночь была тёплой. Ги стоял под фонарём и смотрел, как дымок его сигареты вьющейся струйкой поднимается в темноту.

Поезд подошёл к Ле Иф, ближайшей к Этрета станции, и со скрежетом остановился. Ги спрыгнул с подножки вагона. За барьером обнаружил двухместную коляску папаши Пифбига. По слухам, это был самый старый экипаж в Нормандии, он забросил в него чемодан и громко сказал:

— Погоняйте, папаша Пифбиг.

Старик, по своему обыкновению, издал что-то похожее на ржание, две гнедые клячи вскинули головы и, помахивая хвостами, пустились по дороге с подъёмами и спусками, коляска дребезжала, словно в ней развинтились все болты. Ги, стоя на продавленном заднем сиденье, выкрикивал:

— Вот оно, море! Вот оно!

Наконец-то он освободился. Закончил «Мадемуазель Фифи», оставил по нескольку рассказов Мейеру и Дюмону, договорился обо всём с Аваром.

Мадам де Мопассан пребывала в бодром настроении. Она недавно совершила путешествие пешком по нормандскому побережью в одиночку, как до того на Корсике и Сицилии. А теперь перепланировала сад в Ле Верги и перекрашивала две комнаты на верхнем этаже, что соседи находили весьма эксцентричным. Однако за ужином Ги подумал, что одной ей живётся не так уж хорошо.

— Мама, ты ведь никогда не скажешь мне, чтобы я приезжал почаще?

— Боже милостивый, конечно нет! Матери должны оставлять сыновей в покое. Сыновья должны себя чувствовать свободными. Если они будут слишком близко друг к другу, это испортит самые добрые на свете отношения.

Ги поднялся и поцеловал её.

— Мама, ты чудо.

— Мне понравился твой очерк о корсиканских бандитах.

— Не уходи от разговора. Я решил построить здесь дом — чтобы работать там и быть не слишком близко к тебе. Но и не слишком далеко от тебя.

— Гранваль тебе нравится? — спросила мать. Этот участок земли на другой стороне Этрета являлся частью её приданого, и она его сохранила. — Если хочешь, построй дом там.

— Правда? — Ги радостно подскочил. — Я куплю его у тебя. Вилла в Гранвале — именно этого мне и хочется. Где план участка? Здесь? Если построить дом фасадом на море, можно будет разбить сад. Притом большой. Давай прикинем, у тебя есть бумага?

Мадам де Мопассан мягко кивнула. Теперь ему лучше; теперь печаль исчезла из его глаз. Дорогой сын, у него всё будет хорошо.

Ги сразу же с головой ушёл в приготовления к строительству виллы. На другой день он провёл два часа с месье Дефоссе, местным архитектором. На следующий — рылся в кадастровых планах в Майри, разговаривал со строителями и вёл бесконечный спор с садовником. Отправил Авару письмо с просьбой о деньгах и принялся за подготовительные работы. Луи Ле Пуатвен, заглянувший в Ле Верги из странствий с мольбертом (он стал художником), пообещал расписать двери и панно новой виллы, когда она будет построена. Аббат Обур, уже постаревший, но всё ещё ковылявший по церковному дворику, оказался специалистом по дренажу и дал несколько ценных советов. Жозефа невесть откуда взяла несколько прекрасных изделий из руанского фарфора и подарила их Ги.

По приезде Ги немедленно отправил Клем записку с просьбой о встрече. Она ответила, что у неё гостит сестра и уйти ей непросто. Ги понял, что сильно обидел её. Потом однажды, возвращаясь из Гранваля, увидел, как с противоположной стороны появился папаша Пифбиг на своей коляске и остановился возле усадьбы Бикок. В коляске сидела Эрмина.

Ги подбежал:

— Привет.

— Уфф! — Эрмина откинулась на спинку сиденья. — Я была уверена, что мы свалимся с утёса. Кучер он замечательный, правда?

Папаша Пифбиг был известен своей глухотой.

— Лошади, должно быть, унюхали в море сено или что-то вроде того.

Ги помог ей спуститься на землю.

— Нет, — сказал папаша Пифбиг, который, как большинство глухих, временами прекрасно слышал. — Шторм они унюхали, вот что.

Глаза Ги и Эрмины встретились. Они оба старались скрыть радостное удивление.

— Посмотрите, — сказала она. Задок коляски был завален чемоданами и дорожными корзинами. — Это безумие, но пришлось всё везти. Я освобождала в Париже нашу старую квартиру.