— Смотри, какая нарядница! — закричала Витька, показывая на крупную, жёлто-коричневую бабочку с белыми глазками на крыльях. — И мохнатая, как мой медвежонок.

— Тише!.. Это самая вредная. Её гусеницы-детки что хочешь сожрут, особенно кедровые хвоинки любят и сосновые. Надо поймать её обязательно. Окружай! — шёпотом скомандовал Матвейка.

— Я не вижу, она куда-то делась.

— Спряталась, хитрюга! Всё равно изловим, — сказал Матвейка, снимая рубашку.

Они растянули её за концы и начали осторожно опускать к земле.

— На старт!.. Внимание!.. Марш! — ловушка резко метнулась вниз и накрыла собой траву, где скрывалась хитрая бабочка. — Есть! Ура! Теперь только не упустить.

Матвейка запустил руки под рубашку и тут же отдёрнул их.

— Какая... шерстяная!..

— Давай прямо так понесём, — предложила Витька.

Матвейка согласился. И вдруг рубашка зашевелилась и... заурчала. Ребята переглянулись: послышалось, что ли? А может, Матвейка ошибся, и они поймали совершенно новую, не известную никому бабочку? Мохнато-урчаще-шевелящуюся?!

— Лучше я позову кого-нибудь, — сказала Витька и на всякий случай отошла на два шага. — А ты покараулишь.

— А если она сбегать начнёт?..

Пока они обсуждали, что делать, Матвейкина рубашка снова ожила, особенно правый рукав. Он прямо-таки извивался весь. Ещё немного — и удивительная бабочка удерёт. Выход оставался один: задержать во что бы то ни стало!

— А вдруг... укусит? — робко спросила Витька. Матвейка не ответил. Он стиснул зубы, чтобы нечаянно не закричать, зажмурил глаза, чтобы ничего не видеть, и — бросился на землю! Теперь уж не сбежит... И вдруг...

— Караул! — завопил он. — Держи её!

Но было поздно: из рукава белой молнией вылетел... Степан Иваныч!

От неожиданности Матвейка и Витька не могли вымолвить ни слова, а потом упали в траву и стали хохотать, как сумасшедшие! Ну и бабочка! Урчащая, шевелящаяся, неизвестная в науке! Значит, этот хитрюга тайком за ними шёл! Вот почему он пулей выскочил из квартиры и не отзывался, когда Витька его звала.

Кот не разделял веселья: такое замечательное лакомство упорхнуло! Эти глупые дошколята всю охоту испортили!

— Ладно, — сказал Матвейка, перестав смеяться, — хватит, не будем больше ловить, в банке уже много.

— Конечно, вон какие все красавички, — согласилась Витька. — Матвейка, а... где они?

— Забыла, что ли? Сама же банку в траву ставила.

— Она почему-то совсем пустая сделалась... и валяется...

Банка действительно лежала на боку. Белая панамка, которая закрывала её, непонятным образом перебралась на пенёк, и ни одной, ни единой бабочки вокруг не было! Зато рядом с пеньком сидел Степан Иваныч и сладко облизывался.

Витька, как только увидела его довольную физиономию, так сразу поняла, в чём дело.

— Ах ты, воришка! — накинулась она на кота. — Бессовестный! Они для коллекции были! Брысь!..

Что же это получается? Его подозревают, что он съел этих дохлых бабочек? Его, уважаемого всеми кота, у которого даже имя, как у настоящего человека?! Да он к ним и не притрагивался. Они все до единой упорхнули, как только банка опрокинулась.

Ну, нет, такого оскорбления он терпеть не намерен! И Степан Иваныч, обиженно подняв хвост, удалился.

— Не расстраивайся, — успокаивала Витька Матвейку. — Мы с тобой новых наловим! Ещё лучших! Вот увидишь!..

Но Матвейка сидел, отвернувшись, и ничего не отвечал.

— А можно слепить чего-нибудь. Из пластилина! А? Ты же хорошо лепишь, сам говорил... Или я нарисую картинку, хочешь?

— Ничего я не буду... Не успею ни за что... Пусть меня Оля завтра ругает!..

Как дрожит голос у Матвейки! Он, кажется, плачет? Ой, ну не надо! А то Витька сейчас сама заревёт! И всё — из-за этого противного нахала, негодника лохматого!..

— Давай попугайчиков отнесём!

Матвейка повернулся и с удивлением уставился на Витьку. Смеётся она или дразнит его? Но Витька была очень серьёзной.

— Они понравятся Оле. Честное слово, понравятся! А если ты думаешь... — Витька запнулась на секунду, — что мне жалко, так это — неправда! Нисколечко! Ничуточки я не жадина, вот!..

Матвейка давно уже понял это, разве он стал бы дружить с плохим человеком?

— Ты не сомневайся, — сказал он, — им будет хорошо: я сам возьмусь ухаживать за Пашей и Дашей. Изо всех сил!