Шрифт:
И вот теперь, благодаря ходатайству его верного друга и такого же упрямца боярина Зимы, Федор вернулся из ссылки. Князь радовался в душе возвращению боярина. Чтобы избавиться от зорких глаз княгини, он засобирался вдруг на охоту:
— Захотелось свежей утятины. Не успеешь оглянуться, как птица ляжет на крыло. — И приказал звать Федора, едва тот переступил порог.
Ехали рядом, стремя в стремя. Князь счастливо улыбался. Сдержанная улыбка не сходила и с лица Федора.
— Сердишься? — спросил Михаил, чтобы начать разговор.
— Нет, — ответил боярин, отвернувшись.
— Прости меня, друг, — князь положил ему на плечо руку. — Несправедлив бываю. Бога молю, чтобы избавил меня от этой слабости.
— Это хорошо, — кивнул Федор, — кто просит, того Бог завсегда услышит. Смотри, утка!
Михаил проворно выхватил лук. Запела стрела, и встрепенувшаяся было птица камнем упала на землю.
— Ловко, князь. По-прежнему тверда твоя рука! — похвалил боярин, вскидывая свой лук.
Вскоре на берегу звонкого ручья лежала гора дичи. Невдалеке слуги ощипывали птицу, насаживая потом на прутья или бросая в клокочущий котел. Раздевшись по пояс, охотники растянулись на пригорке. Михаил, забросив руки за голову и глядя вверх, спросил:
— Интересно, кто-нибудь сейчас смотрит на небо?
— Батый! — полушутя ответил боярин.
День был двадцать седьмое августа.
— Вполне возможно. Интересно, о чем он сейчас думает? — усмехнулся Михаил.
— О чем может думать человек, все помыслы которого лишь о захвате Руси?
— Ты считаешь, он придет? — помолчав, спросил князь.
— Обязательно, — уверенно ответил Федор. — Поверь, мое чутье не обманывает, Батый вновь выпестывает свое войско, изрядно потрепанное козельцами, которым ты отказал в помощи.
— Не кори меня, прошу. У меня и так кошки скребут в груди. Кто ж знал, что город столько продержится. Ведь могло быть иначе: мы — туда, а они с победой — оттуда. Погубил бы тогда дружину, и только.
— Не этого ты боялся, князь, — жестко произнес боярин. — Собственную шкуру спасал. Да хватит об этом. Надо думать, куда Батый теперь пожалует, да на подмогу звать.
— Одни мы с тобой, Федор, — печально констатировал Михаил. — Мазовецкий звал меня к себе. Хотел мирить с Даниилом. Да я отказал. Слух до меня дошел, что из Галича он намерен уйти. Где-то на границе с ляхами ставит себе стольный град.
— Неужели? — изумился Федор.
Князь кисло улыбнулся:
— А ты говоришь — мириться. Я до сих пор не могу понять, кто страшнее: Батый али Даниил? Один саблю точит, другой — меч.
— Но Даниил — русский.
— Да, русский, — нервно подтвердил Михаил. — Но разве отрубленной голове не все равно, кто ее отсек? Иль мало русичей погибло от рук своих братьев? Не знаю, за что нас наказывает Бог. Или сами дурные…
— Нельзя под одну гребенку всех грести, — сердито перебил Федор. — Моя душа перед Богом чиста — не поднимал я руки на своего брата. И не подыму!
— Горяч ты, боярин, — вздохнул Михаил. — Думаешь, я хочу?.. Жизнь заставляет. Взять того же Даниила. Чего нам, казалось бы, делить? Так нет — лезет в мои земли! Все ему мало.
— Хоть давно, княже, мы с тобой не виделись, да время такое, что умолчать правду нельзя. Потому скажу: глупость ты сотворил, отвергнув помощь Конрада. Побьет вас Батый по одиночке. И тебя, и Даниила…
Князь сорвал травинку, перекусил ее:
— Поздно об этом.
— Нет, князь, не поздно. Подумай. Хочешь, я съезжу к Даниилу? Как-никак, вы с ним родственники.
— Не знаю никаких родственников! — побагровел Михаил. — Он мой враг!
Боярин понял, что примирения ждать бессмысленно. Но он решил в будущем всеми силами его добиваться. Да и княгиня будет рада. Все-таки Даниил — ее брат. Сейчас же, чтобы не травить Михаилу душу, миролюбиво произнес:
— Ладно, князь. Жил я в глухих лесах. Там, кроме волчьего воя да птичьего щебета, ничего другого не слышно. Позволь мне, слуге твоему верному, во всем самому разобраться. Но, думаю, Даниил тоже должен стать другим человеком. Понять, наконец, что негоже вам друг за другом подобно татям ходить — выжидать, когда можно всадить кинжал в спину. Давай оставим эту больную тему. Смотри, красота-то кругом какая! Аж дух захватывает. Деревья стоят, что девки перед свадьбой. Скоро наряжаться будут. Люблю я смотреть в это время года на землю-матушку. Как все преображается!
Князь потянул носом. От костра несло жареным.
— А потом снег навалит, а за ним татары придут… Интересно, куда сначала пойдут: на Киев или Чернигов?.. Сдается мне, на Киев. Он богаче.
— Боюсь, на тебя пойдет, — возразил Федор. — Тут крепить город надо. Людишек на подмогу звать. Того же Мазовецкого.
— Может, ты и прав. Знать бы… Из Киева забрал бы тысяцкого Дмитрия.
Подошедший слуга, склонив голову, позвал князя с боярином на обед. Пока шли, продолжали разговаривать об этом. Боярин предложил спрятать тысяцкого в лесах, чтобы тот в случае необходимости внезапно ударил татарам в спину.