Шрифт:
Самое трудное в дружбе – быть вровень с тем, кто ниже тебя.
«О дружбе», 19, 69
Тот, кому она [услуга] оказана, должен о ней помнить, а оказавший – не напоминать о ней.
«О дружбе», 20, 71
Есть ‹…› такие, дружить с которыми ‹…› тягостно из-за постоянства их опасения, будто их презирают; но случается это ‹…› лишь с теми, кто в глубине души уверен, что их и следует презирать.
«О дружбе», 20, 72
Давать же каждому можно лишь в меру сил – и собственных, и того, кому стремишься помочь. ‹…› Если ты и в силах оказать другому любую услугу, взвесь прежде, по плечу ли она ему.
«О дружбе», 20, 73
Все прекрасное редко.
«О дружбе», 21, 79
Существует ‹…› множество людей, одержимых странным – чтобы не сказать бесстыдным – желанием иметь другом такого человека, каким сами стать не в силах, и получать от него все, чего ему дать не могут.
«О дружбе», 21, 82
Надо судить человека, прежде чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят.
«О дружбе», 22, 85
Справедливы слова, которые любил повторять, кажется, тарентинец Архит ‹…›: «Если бы кто, взойдя один на небо, охватил взором изобилие вселенной и красоту тел небесных, то созерцание это не принесло бы ему никакой радости; и оно же исполнило бы его восторгом, если бы было кому рассказать обо всем увиденном». Природа не выносит одиночества.
«О дружбе», 23, 88
Мы, если нас побуждает быть честными мужами не стремление к доблести, а та или иная польза и выгода, хитры, а не честны.
«О законах», I, 14, 41
Самая большая несправедливость – желать платы за справедливость.
«О законах», I, 18, 49
…Человек обозрит небо, землю, моря и всю природу, ‹…› воспримет, можно сказать, существование самого божества, правящего и царящего над всем этим, а себя самого признает не жителем какого-то ограниченного места, окруженного городскими стенами, а гражданином всего мира, как бы единого града.
«О законах», I, 23, 61
У всех ‹…› две родины: одна по рождению, другая по гражданству. ‹…› Никогда не откажу я первой в названии родины, даже если вторая будет более обширной, а первая будет только входить как часть в ее состав.
«О законах», II, 2, 5
Магистрат [выборная власть] – это закон говорящий, а закон – это безмолвный магистрат.
«О законах», III, 1, 2
Высшим законом для них [консулов] да будет благо народа.
«О законах», III, 3, 8
Только тот оратор велик, который кажется великим народу. ‹…› Что одобряет толпа, то приходится одобрять и знатокам.
«О знаменитых ораторах» («Брут, или О знаменитых ораторах»), 50, 186; 50, 188
Ничто не сохнет быстрее, чем слезы.
«О нахождении», I, 56, 109
Я ‹…› уверен, что, хотя и существует великолепно написанная Софоклом «Электра», я [как римлянин] должен читать «Электру», плохо переведенную Атилием.
«О пределах блага и зла», I, 2, 5
От самой глубокой древности едва ли найдутся три пары истинных друзей.
«О пределах блага и зла», I, 20, 66
Пусть будет стыдно думать то, о чем стыдно говорить.
«О пределах блага и зла», II, 24, 77
Славна гибель полководца. Философы же обычно умирают в своей постели. Однако важно, как умирают.
«О пределах блага и зла», II, 30, 97
Причиной и началом философии должно быть незнание.
«О природе богов», I, 1, 1
По большей части, желающим научиться авторитет учителя приносит даже вред, потому что они перестают сами рассуждать ‹…›. Я не одобряю того, что известно о пифагорейцах, которые, когда что-то утверждают при обсуждении и при этом у них спросишь: «Почему так?» – обычно отвечают: «Сам сказал!» «Сам» – это значит – Пифагор.