В дверь постучали. Вошла служанка и протянула мне письмо.

— Вам просили передать, — сказала она. — Лично в руки.

Я сразу подумала о Конраде, но вряд ли бы он передал письмо служанке. Почерк на конверте показался мне незнакомым.

— Его передала молодая женщина. Она сказала, что вы поймете.

Я поблагодарила.

С трудом дождавшись ухода служанки, я открыла конверт.

Я пришла в невероятное возбуждение. Я собиралась бежать в лес при первой же возможности.

Это было непросто. Фрея стала бы спрашивать, куда я иду, и требовать, чтобы я взяла ее с собой. Пришлось подождать до дня службы благодарения. Конечно, я должна буду присутствовать, но смогу на какое-то время ускользнуть.

Фрея сказала, что мне придется ехать в одном экипаже с фрейлейн Крац и двумя другими женщинами.

— Дорогая Анна, — сказала она. — Простите, что вам придется ехать с гувернантками.

— Почему вы извиняетесь? Мое место именно там.

— Но вы же знаете, что вы… другая.

— Вовсе нет. Я здесь английская гувернантка и совершенно правильно, что ко мне относятся соответствующе.

— Я говорила об этом с графиней.

— Не нужно было этого делать.

— Я буду говорить с кем захочу и о чем захочу.

— Я знаю, но это неразумно.

— Татьяна очень рассердилась. Она сказала, что вы гувернантка, и что ваше место в экипаже с фрейлейн Крац.

— Она совершенно права.

— Нет. Вы — мой друг. Я им все время объясняю.

— Фрея, вы должны помнить о своем положении.

— Я помню. И поэтому даю им понять, что со многим не согласна.

— Мне будет очень удобно в экипаже с гувернантками. С их стороны очень мило вообще предоставить нам экипаж.

— Ну вот, опять вы изображаете покорность. Когда вы такая, я начинаю вас подозревать.

— В чем?

Она прищурилась.

— Во многом, — промолвила она.

— Что вы оденете на службу? — спросила я.

— Что-нибудь красивое и яркое. Ведь это праздник.

— Конечно.

Настал день службы. Было тепло, и воздух был напоен запахом хвои. Я очень любила этот запах.

Был устроен грандиозный праздник, и я еще раз осознала непреодолимую пропасть между собой и Конрадом. Что будет, если я подчинюсь его желаниям? Он часто будет посещать подобные церемонии. А я? Где буду я? В толпе, наверное. Или вообще не буду приходить. Но это все не так уж важно. Я слишком любила его и была готова на все, чтобы его жизнь была удобной. Если от меня потребуется стать невидимой, я такой стану. Но все же мне это казалось жалким и невозможным… Я все еще металась между желанием быть с ним и чувством, предупреждающим меня, что необходимо уехать, пока есть время, пока я еще не совсем запуталась.

Великий герцог выглядел прекрасно, несмотря на перенесенную тяжелую болезнь. Он терпеливо принимал приветствия толпы. Конрад сидел рядом с ним в генеральской форме — два оттенка голубого цвета с серебром — и серебряном шлеме с голубым пером. Он был просто неотразим.

Фрея ехала вслед за ним с графом, графиней и послами из Коленица. Она казалась совсем юной и очень привлекательной. Народ приветствовал ее, и меня тронула ее искренняя радость при выражении восторгов.

Дети в национальных костюмах преподнесли ей цветы и пели патриотические гимны. На улицах, заполненных зрителями, колыхались знамена.

Затем мы вошли в собор, и началась служба.

Я сидела сзади с фрейлейн Крац и слушала пение, молитвы и гимны благодарения, читаемые высшими церковными чинами. Ко мне возвращалось сознание нелепости моего положения. Наверное, также чувствовала себя и Франсин. Когда она поняла, что нормальная счастливая жизнь с Рудольфом невозможна? Посещала ли она подобные церемонии?

Рядом со мной фрейлейн Крац с жаром пела. Ein feste Burg ist unser Gott [10] . В ее глазах стояли слезы.

А мне очень хотелось исчезнуть. Ко мне пришла уверенность, что я буду для Конрада только обузой. Наши встречи будут тайными, «по углам», как говорила Дэйзи. Мне нужно вернуться в Англию. Я должна незаметно уехать и спрятаться. Я могла пожить у тети Грейс, а потом начать новую жизнь.

Мне хотелось уйти, побыть одной, утвердиться в своем решении. Если я собиралась все сделать, как задумала, я не должна больше встречаться с Конрадом, потому что он обезоруживал меня, лишал воли. Он отказывался смотреть правде в глаза и пытался подстроить всю жизнь под удовлетворение своих желаний.