ХЬЮМАН: Он утверждает, что вы — его жизнь.

Она уставилась на него, потом ошеломленно качает головой.

СИЛЬВИЯ: (с горькой иронией). Его жизнь! Бедный Филипп.

ХЬЮМАН: Я поговорил в больнице с одним приятелем — психиатром. Мне хотелось бы просить у вас разрешения как-нибудь привести его сюда. Я позвоню вам завтра утром.

СИЛЬВИЯ: Почему вы уходите? Я сейчас вся на нервах Вы не могли бы еще немного поговорить со мной? У меня есть пирог, я приготовлю кофе.

ХЬЮМАН: Я бы с удовольствием остался, но Маргарет сердится на меня.

СИЛЬВИЯ: Тогда позвоните ей и скажите, чтобы она тоже приходила.

ХЬЮМАН: Нет-нет…

СИЛЬВИЯ: (неожиданно испуганно, с легким налетом женского разочарования). Господи! Ну почему же нет?

ХЬЮМАН: Она думает, между нами что-то есть.

СИЛЬВИЯ: (с неожиданной радостью, но и озабоченно). Ой!

ХЬЮМАН: Завтра я позвоню…

СИЛЬВИЯ: А вы не можете остаться, пока он не придет?

Поскольку она так испугана, он опять садится на постель. Она берет его руку.

ХЬЮМАН: Вы же не думаете, что он что-то сделает.

СИЛЬВИЯ: Я еще никогда не видела его в такой ярости. Я думаю, у него неприятности с мистером Кейзом. Знаете, Филипп может и ударить. (Качает головой). О Боже! Как все запуталось!

Пауза. Сильвия сидит, качая головой, затем берет газету.

Не понимаю! Они тут пишут, немцы начали хватать евреев прямо на улице и сажать в…

ХЬЮМАН: (нетерпеливо). Ну, Сильвия, я же говорил вам…

СИЛЬВИЯ: А вы говорили: это такие приятные люди. Как же они могли так измениться?

ХЬЮМАН: Это пройдет, Сильвия. Немецкая музыка и литература — самые прекрасные на свете. Невозможно представить, чтобы эти люди превратились вдруг в боевиков. Вы должны больше верить. Я имею в виду верить вообще — в жизнь, в людей.

Небольшая пауза. Сильвия в упор смотрит на него, при этом как бы меняясь.

Что вы хотите мне сказать, о чем сейчас думаете?

СИЛЬВИЯ: (борясь с собой). Я… я…

ХЬЮМАН: Не бойтесь, скажите.

СИЛЬВИЯ: (испуганно). Вы!

ХЬЮМАН: Я? Что я?

СИЛЬВИЯ: И как вы только могли подумать, что я забыла, что спала с ним?

ХЬЮМАН: (ее неослабевающий напор обессилил его). Ну, перестаньте! Я просто попытался представить, что произошло.

СИЛЬВИЯ: Да? И что же произошло?

ХЬЮМАН: (овладев собой, энергично). Что вы хотите мне сказать?

СИЛЬВИЯ: В общем… что… (Ей кажется, что все разваливается, она приподнимает угол газеты, ее взгляд словно выходит за рамки этой комнаты. Невыносимый страх). Что с нами будет?

ХЬЮМАН: (показывая на газету). Но какое отношение имеет к этому Германия?

СИЛЬВИЯ: (его непонятливость опасна для нее, она кричит). Как эти приятные люди дошли до того, чтобы среди бела дня хватать на улице евреев — и никто не мешает им?

ХЬЮМАН: Вы считаете, что это я изменился? Так ведь?

СИЛЬВИЯ: Не знаю. Вы говорите, что любите меня и в следующую секунду отворачиваетесь, а я…

ХЬЮМАН: Послушайте, я должен обязательно привлечь своего коллегу…

СИЛЬВИЯ: Нет! Вы могли бы мне помочь, если бы поверили мне!

ХЬЮМАН: (его пробирает мороз по коже). Да я же верю вам!

СИЛЬВИЯ: Нет, вы не увезете меня отсюда и не запрете где-то там!

ХЬЮМАН: (возмущенно). Прекратите! Это же смешно!

СИЛЬВИЯ: Но что же… что… (обхватывает голову руками, беспомощность ужасает ее)… что с нами будет?