— Там, где будет всего тяжелее в эту ночь.

— Тогда бери под свое командование первый эскадрон штабс-ротмистра Аникеева и штурмуй вокзал. Подчинишь себе все наши части там и броневик.

— Благодарю, Михаил Гордеевич.

— Давай поцелуемся на всякий случай, Михаил Кузьмич. Помни: вокзал взять и удержать надо любой ценой.

— Я там лучше лягу, чем брошу бой…

Эскадронцы штабс-ротмистра Аникеева вынеслись на вокзальную площадь, совершенно не встретив по пути какого-то мало-мальского отпора. По улицам в ночной темени метались какие-то полуодетые люди, стрелявшие из винтовок и наганов в разные стороны. Всадники на полном ходу рубили направо и налево тех, кто не успевал увернуться.

Полковник Войналович в числе первых вынесся к вокзалу, успев скомандовать эскадронному командиру:

— Очистить вокзал! Бери на себя привокзальные улицы!..

Караул, который дежурил в здании вокзала, встретил нападавших редкой стрельбой из окон и дверей. Нападавшие отвечали. В ход пошли ручные гранаты: прогремело несколько оглушительных в ночи взрывов. Гремело железо, лопались стекла, и ржали лошади. Красноармейцы стали разбегаться от вокзала в улицы.

Войналович, соскочив с храпящего коня, с револьвером бросился через открытую нараспашку вокзальную дверь на перрон, успев крикнуть последние в своей жизни слова:

— За мной, братцы…

В том ночном штурме ростовского вокзала он оказался едва ли не единственной жертвой среди атакующего спешившегося эскадрона. На перроне он был убит выстрелом в упор из винтовки каким-то красноармейцем, сумевшим скрыться среди вагонов, стоявших на путях.

Донесение о гибели полковника Войналовича и взятии вокзала стало в ту ночь первым для Дроздовского. Он в ярости и горечи тихо сказал прискакавшему от Аникеева драгунскому корнету:

— Если 6 ты знал, корнет, какая это для меня потеря…

Внезапный удар на какое-то время породил в красном гарнизоне Ростова панику и неразбериху. Но только на какое-то время, пока не стало ясно, где белые, что успели захватить и то, что их мало. Вот тогда-то и начался настоящий ночной бой на городских улицах.

События развивались стремительно. 2-й кавалерийский эскадрон ротмистра Двойченко захватил станцию Ростов-Товарная и выслал связных на вокзал. Там уже находилась 2-я рота Офицерского стрелкового полка, которая стала очищать от красноармейцев привокзальные улицы, встречая здесь самое неорганизованное сопротивление.

Дальше района вокзала и товарной железнодорожной станции белой кавалерии продвинуться не удалось. Более того, собравшись с силами, противник несколькими контратаками вытеснил ее в городские предместья, за Темерник. Но в том ночном бою за Ростов это, как оказалось, был единственный неуспех штурмующих.

В полночь в Ростов ворвалась вся бригадная пехота, подтянулись артиллерийские батареи, встал на высотке гаубичный взвод подполковника Медведева. Офицерские расчеты профессионально метко повели прицельную стрельбу из орудий. Когда в центр города ворвался броневик «Верный», строчивший короткими очередями из всех своих четырех пулеметов, стало ясно, что полная победа за атакующими.

Масла в огонь подлил гаубичный взвод. Артиллеристы подполковника Медведева так удачно поражали в ночи очаги сопротивления красных вблизи вокзала, а на рассвете и их эшелоны, что те стали спешно отходить из-под огня по мосту на левый берег Дона и по железной дороге в близкий Батайск.

Пожалуй, самую яркую картину о том ночном штурме Ростова в Страстную субботу написал в своих воспоминаниях A. B. Туркул, бывший тогда командиром 2-й роты Офицерского стрелкового полка:

«…Большевики толпами потекли на Батайск и Нахичевань.

Ночь была безветренная, теплая, прекрасная — воистину святая ночь. Одна полурота осталась на вокзале, а с другой я дошел по темным улицам до ростовского кафедрального собора В темноте сухо рассыпалась редкая ружейная стрельба На улицах встречались горожане-богомольцы, шедшие к заутрене. С полуротой я подошел к собору; он смутно пылал изнутри огнями. Выслав вперед разведку, я с несколькими офицерами вошел в собор.

Нас обдало теплотой огней и дыхания, живой теплотой огромной толпы молящихся. Все лица были освещены снизу, таинственно и чисто, свечами. Впереди качались, сияя, серебряные хоругви: крестный ход только что вернулся. С амвона архиерей в белых ризах возгласил:

— Христос воскресе!

Молящиеся невнятно и дружно выдохнули:

— Воистину…

Мы были так рады, что вместо боя застали в Ростове светлую заутреню, что начали осторожно пробираться вперед, чтобы похристосоваться с владыкой. А на нас сквозь огни свечей смотрели темные глаза, округленные от изумления, даже от ужаса С недоверием смотрели на наши офицерские погоны, на наши гимнастерки. Никто не знал, кто мы.

Нас стали расспрашивать шепотом, торопливо. Мы сказали, что белые, что в Ростове Дроздовский. Темные глаза точно бы потеплели, нам поверили, с нами начали христосоваться.