— Вы меня изгоняете из отряда?

— Да, вы лишаетесь морального права оставаться в рядах добровольцев даже на правах рядового.

— А за что?

— За трусость в сегодняшнем бою…

Дроздовский очень тяжело переживал людские утраты в том неудачном и неравном бою под самым Ростовом. Лишиться почти сотни бойцов в один день для его маленького отряда, числом немногим более тысячи человек, значило многое. Михаил Гордеевич, как вспоминали очевидцы, был крайне подавлен, «плакал и говорил, что он по своей вине погубил отряд».

Потом, когда его «дрозды» увязнут в жестоких боях на Кубани и Ставрополыцине, он поймет, что ростовские потери были не такими уж страшными и гибельными. Но своих «первопоходников» герой Белого дела жалел всегда.

Дроздовец генерал-лейтенант Николай Дмитриевич Невадовский, в эмиграции возглавлявший Союз добровольцев и бывший издателем газеты «Доброволец», вспоминал почти два десятилетия спустя после этих ростовских событий:

«Во время похода, вернее под конец его, в бою под Ростовом, когда наш отряд, отвлекая от Новочеркасска большевистские силы, понес тяжкие потери в неравной борьбе, его с превеликими трудностями удалось оттянуть в деревню Мокрый Чалтырь.

Остановились мы в армянской избе. И тут, оставшись вдвоем со мной, полковник Дроздовский — этот сильный духом человек — опустил голову, и слезы потекли из его глаз…

…Слезы Дроздовского выражали силу той любви, которую он питал к своим соратникам, оплакивая смерть каждого из них. Но Ростовский бой, где мы потеряли до 100 человек, отразился на его психологии: он перестал быть суровым начальником и стал отцом-командиром в лучшем смысле этого слова.

Проявляя личное презрение к смерти, он жалел и берег своих людей. И кончил, играя сам со смертью, тяжелым ранением, стоившим ему жизни…»

…Оторваться от германских войск, которые следовали за русским добровольческим отрядом то по пятам, то обгоняя его, идущего походным порядком, по железным дорогам, Дроздовскому так и не удалось. Пока на подступах к нему со стороны Новочеркасска разворачивались вышеописанные события — первое поражение белых «дроздов», немцы были уже в Ростове.

Ни белые, ни красные тягаться с ними на донской земле не стали. Было не по силам, да к тому же они и так увязли в кровавом противостоянии друг с другом. А кайзеровская Германия с австрийцами и турками в первой половине 1918 года пожинали обильные плоды сепаратного Брест-Литовского мира.

Германские военные созерцали со стороны гражданскую междоусобицу в России, которая росчерком пера деятелей новой в ней власти — Совнаркома — сама себя вычеркнула из списков государств — победителей в Первой мировой войне. И у немецкого армейского офицерства, просто нижних чинов сложилось личное отношение к тем русским, которые теперь обильно проливали свою кровь на родной земле. То есть в своем Отечестве.

Немецкие и австрийские войска на Дону не имели приказов свыше о поддержке ни белых, стоявших за Россию единую и неделимую, ни красных сепаратистов. Но все же свое отношение к ним они высказывали, как говорится, на «бытовом» уровне.

В мемуарах А. В. Туркула «Дроздовцы в огне. Картины гражданской войны 1918–20 гг.», литературно обработанных Иваном Лукашом, есть одна поразительная картинка тех апрельских событий. Автор воспоминаний пишет следующее:

«…B те мгновения боя, когда мы несли тяжелые потери, к Дроздовскому прискакали немецкие кавалеристы. Это были офицеры германского уланского полка, на рассвете подошедшего к Ростову. Германцы предложили свою помощь. Дроздовский поблагодарил их, но помощь принять отказался.

Мы стали отходить на армянское село Мокрый Чалтырь. На поле у дороги мы встретили германских улан. Все они были на буланых конях, в сером, и каски в серых чехлах, у всех желтые сапоги. Их полк стоял в колоннах. Ветер трепетал в уланских значках.

Когда мы с нашими ранеными проходили мимо, раздались короткие команды, слегка поволновались кони, перелязгнуло, сверкнуло оружие, и германский уланский полк отдал русским добровольцам воинскую честь. Тогда мы поняли, что война с Германией окончена…»

Поход Яссы — Дон показал следующую политическую окраску Белого движения, его военной части, на российском Юге. Сторонники государственно-монархических начал, к которым принадлежали Дроздовский и его добровольцы, были склонны в начале Гражданской войны опереться на Германию и получать от нее военную и материальную помощь. Прогерманские настроения в белых войсках присутствовали несомненно. Исключением были добровольцы генералов Корнилова, Алексеева и Деникина.

Но здесь следует сделать одну серьезную оговорку. Такие настроения присутствовали в Белом деле до поражения кайзеровской Германии в Первой мировой войне. И до изменения «лица» Германии, то есть до свержения в ней монархии.