— А вам за то, что донцы остались верны казачьему долгу.

— Новочеркасск приветствует ваших добровольцев.

— Благодарю. Мои бойцы рады оказаться с боя в колыбели Добровольческой армии, в казачьей столице Дона.

— Прошу вас встать здесь на отдых. Мои помощники сделают все нужные распоряжения…

В истории Белого движения и Гражданской войны принято считать весенний день 25 апреля 1918 года, день взятия белыми Новочеркасска, датой окончания похода дроздовцев Яссы — Дон. Новочеркасск же был столицей Области Войска Донского, чему благодарное донское казачество было обязано самому прославленному своему атаману Матвею Платову.

Сами дроздовцы, которые не сложили голову в огне боев Гражданской войны и оказались в изгнании, вспоминали тот день в своих мемуарах неизменно с большим восторгом. Он даже не умалялся тем, что описывался спустя многие и многие годы. Так, генерал-майор Туркул назвал в своей книге Дон «землей обетованной». Он писал:

«Мы вошли в Новочеркасск…

С офицерской ротой я уже колесил по улицам. Это была военная хитрость донского командования. Нас было мало, но мы должны были проходить так, чтобы наше появление в различных местах города могло создать впечатление, будто бы нас много.

Последний двенадцатичасовой переход всех измотал. Серые от пыли, с лицами, залитыми потом, мы медленно, но стройно проходили по улицам. Светлое неистовство творилось кругом. Это было истинное опьянение, радость освобождения. Все это незабвенно. Мы как бы сбросили со всех темное удушье, самую смерть, все снова увидели, что живы, свободны, что светит солнце. Наши ряды не раз расстраивались. Женщины, старики обнимали нас, счастливо рыдали.

Наш капитан с щегольством командовал ротой, сверкали триста двадцать штыков, и, как говорится, дрожала земля от крепкого шага.

— Христос воскресе! Христос воскресе! — обдавала нас толпа теплым гулом.

— Воистину воскресе! — отвечали мы дружно.

Надо сказать, что особенно строго берегли мы винтовки: они горели от блеска, всегда были тщательно смазаны. Магазинную часть, затвор мы хранили как хрупкое сокровище. На походе нам разрешалось обматывать магазинную коробку суконками и тряпьем, затвор своей винтовки я, например, обматывал, должен признаться, холщовой штаниной от солдатских исподников.

Не с тряпьем же на винтовках входить в Новочеркасск — командир роты приказал наши фантастические чехлы снять, я сунул свою солдатскую штанину в карман.

Так мы колесили в тот день по улицам…»

Полковник Денисов распорядился отвести на постой «дроздам» из Офицерского стрелкового полка пустующие этажи Института благородных девиц. В нем обучались дети-сироты. Начальницей института была мать двух офицеров: один был убит на фронте, второй, награжденный за храбрость Георгиевским оружием, пропал в бою без вести.

Дроздовский предупредил полкового командира:

— Михаил Антонович, чтобы ни одного пятна, которое могло бы лечь на мундир ваших офицеров и стрелков.

— Михаил Кузьмич, я верю в личную порядочность наших бойцов…

Все же полковник Жебрак-Русанович позвал к себе ротных командиров и, пощипывая ус, окинул всех «светлыми глазами». Сказал без излишней строгости:

— Господа, мы все бывалые солдаты. Но стоянка в девичьем институте на мой, по крайней мере, век выпадает впервые. Впрочем, каждый из вас, без сомнения, отлично знает обязанности офицера и джентльмена, которому оказано гостеприимство сиротами-хозяйками.

Помолчав, командир полка добавил к сказанному:

— Мы здесь в гостях. Всем освежиться после марш-броска. В институтскую столовую только строем. Обедаем в три смены. Не шуметь. Шуткам знать меру. Чувствовать себя кадетами или студентами…

В столовой обед для добровольцев каждый раз начинался с негромкого командирского голоса:

— Стой, на молитву!

И «дрозды» всей грудью пропевали молитву. И только после этого садились за столы. И институтки, сироты в белоснежных пелеринах, начинали разносить по столам щи и кашу…

Дроздовская бригада простояла в Новочеркасске три недели. Но это был относительный отдых: на границах Области Войска Донского не утихали бои. По договоренности с войсковым командованием белые добровольцы отдельными ротами, орудийными расчетами, эскадронами участвовали в изгнании остатков красных войск с донской земли. После каждой такой командировки посланные в бой возвращались в бригаду.

Одновременно бригада пополнялась людьми. Местных добровольцев и тех, кто прибывал из недалеких Ростова и Таганрога, других мест, было столь много, что, скажем, Офицерский стрелковый полк, состоявший всего из трех рот, был развернут в полк трехбатальонного состава. И это всего лишь за десяток дней.

Каждый из стрелковых батальонов насчитывал по восемьсот с лишним штыков. Рядовыми в них были и бывшие фронтовые командиры полкового уровня, «перераненные» офицеры с Георгиевскими крестами на груди. На командные посты назначались «первопоходники»: такое решение было принято Дроздовским.