Шрифт:
— Ее состояние, на мой взгляд, выше всяких похвал. Но «дроздам» придется еще доказать свое право на добровольческую элитарность в наших рядах.
— Согласен с вами, Антон Иванович. Как будем вводить их в состав армии? Ведь по количеству штыков и орудий — это больше половины наших наличных сил. Дисциплину и организованность отряда мы уже видели.
— Надо провести новую реорганизацию Добровольческой армии, прежде чем мы во второй раз двинемся на Кубань.
— Согласен. На какой основе предлагается реорганизация?
— На дивизионной. Сегодня мы можем развернуть три дивизии. Это нам уже по силам с приходом отряда полковника Дроздовского. На Кубани мы получим новое пополнение.
— Что мы можем предложить ему? Ведь у нас так много фронтовых генералов, прикомандированных к армейскому штабу.
— Отряд, сколоченный в походе, надо сохранить как самостоятельную боевую единицу. Ею надо дорожить.
— А ваше мнение, Иван Павлович?
— Оно противоположно сказанному. Надо уничтожить отряд Румынского фронта как таковой, а его людей распылить по армии.
— Почему вы так крайне неодобрительно относитесь к полковнику Дроздовскому и его добровольцам?
— Этот полковник, если в нем заговорят диктаторские замашки, в Белом движении может претендовать на роль вождя — преемника Лавра Георгиевича Корнилова. В моем штабе разговоры о том уже ведутся.
— Вас это смущает?
— Еще как, Михаил Васильевич. Мы еще только поднимаем знамя белой борьбы, а нашим рядам уже грозит идейный разлад.
— Так. А каково мнение командующего армией?
— Как я вижу, единственным условием вхождения дроздовского отряда в Добровольческую армию является гарантия несменяемости его начальника. Он молод, энергичен, с боевыми заслугами. И к тому же с несомненными способностями генштабиста.
— Значит, третья дивизия армии будет дроздовской?
— Это, Михаил Васильевич, будет самое справедливое отношение к посланцу генерала Щербачева и его добровольцам.
— Согласен с вами, Антон Иванович. Так что на нашем импровизированном военном совете генерал Романовский остается в меньшинстве. Иван Павлович, вы подчиняетесь решению большинства?
— Подчиняюсь. Но сепаратизма полковника Дроздовского в армии я не допущу…
Можно сказать, что личность Михаила Гордеевича для какой-то части генералитета Добровольческой армии выглядела настораживающе. Речь шла о беспримерной популярности среди белых в общем-то рядового армейского полковника с георгиевскими наградами. Далеко не все в Белом движении разделяли взгляды убежденных монархистов, а дроздовцы принадлежали именно к ним.
Можно, конечно, задаться вопросом, как лично Дроздовский относился к императору Николаю II? Питал ли он к монарху личную симпатию? Преклонялся ли перед его «лубочным» образом?
Ответа на такой вопрос у историков нет. Ни в одном документе, вышедшем из-под пера Дроздовского, ни в его личной переписке не говорится о последнем царе. Как не говорится о том и в небольшом походном «Дневнике», который велся всего два месяца.
Ясно только одно: будущая, сохраненная силой оружия старая Россия виделась вождю белых «дроздов» только как монархия. И вне всякого сомнения, только с династией Романовых. Другой династии за последние триста с небольшим лет в отечественной истории просто не было.
Собственно говоря, и сами дроздовцы не скрывали свое политическое кредо. Они в открытую говорили:
— Наш отряд представляет собой политическую организацию монархического толка…
Был известен и такой случай. На одном из совещаний командного состава генерал-лейтенант СА Марков, командир 1-й дивизии, один из самых популярных людей в Добровольческой армии, неожиданно для многих заявил в лицо Деникину:
— Мои офицеры крайне недовольны тем, что в рядах нашей армии монархисты действуют в открытую.
Дроздовский, хотя эти слова были обращены лично главнокомандующему Добровольческой армией, моментально вспылил и ответил корниловцу Маркову:
— Вы недооцениваете нашей силы и значения, Сергей Леонидович.
— Ваши слова, господин полковник, нуждаются в подтверждениях.
— Они будут в первых же боях…
Для Деникина стало ясно, что раскол на «монархической почве» в рядах Белого движения может коснуться и Добровольческой армии. И он мудро постарался локализовать возникшие среди начальствующего состава трения, совершенно ненужные для Белого дела в те трудные, вернее, трагичные для него дни…