После всех этих неожиданно нахлынувших воспоминаний у Марты не нашлось сил возвращаться домой по знакомому с детских лет мосту.

Она выбрала другую дорогу и вскоре оказалась в районе развалин замка, выстроенного в начале XIII века принцем-аббатом санкт-галленским Ульрихом VI. В 1402 году доведенные до отчаяния поборами и притеснениями жадных санкт-галленских святош аппенцелльские крестьяне штурмом взяли гору и ворвались в замок. Этот стихийный порыв стал началом Аппенцелльских войн за независимость.

Несколько раз Марта натыкалась на деловитых людей, у которых на ногах были шерстяные носки и прочные кожаные ботинки на толстой каучуковой подошве. В руках эти люди сжимали альпенштоки. Стальные их кончики хищно сверкали в ярких лучах солнца.

На плечах у горных туристов болтались набитые снедью рюкзаки, из карманов торчали краешки карт окрестностей Аппенцелля. «Хорошо бы и нам с Олегом вот так сходить в горы: найти уединенную лужайку, разложить на траве съестные припасы, расстелить плед», — подумала женщина. Она посчитала свои желания чересчур смелыми и даже зарделась. Разумеется, пикник в горах не ограничился бы лишь завтраком на зеленой траве.

Неожиданно в лицо ей ударил острый солнечный лучик, пробившийся из-за развалин замка Ульриха VI. Марта недовольно поднесла к глазам ладонь. «Господи, как ярко светит солнце!» — подумала она. Ее взгляд скользнул к часам. Она гуляет уже два с половиной часа. «Скоро обед, — подумала Марта, — пора возвращаться».

Она пропустила торопившегося к развалинам замка туриста в ботинках и с новеньким альпенштоком — и зашагала назад.

Итальянец Никколо Кальяри, которого с американцем Джоном наняла «Аль-Джихад», чтобы найти Смирнова, снова приставил к глазам бинокль. «Мы уже выполнили задание наполовину. Нашли любовницу, теперь и до агента недалеко. Но впредь надо быть осторожнее, — дал он себе клятву. — Женщина неопытна, она не понимает, что солнечный луч ни с того ни с сего не попадает в глаза человеку. Ее более искушенный дружок смог бы без труда растолковать ей, что к чему».

От нагретых солнцем рододендронов, примул, черники, которыми поросли источенные временем и природой камни замка, исходил пьянящий аромат. Мягкий плед, на котором разлегся Никколо, нагонял на итальянца дремоту.

Задание нравилось Кальяри. Он давно мечтал о поездке в Швейцарию, но все время что-нибудь мешало. В альпийскую республику посылали кого угодно, но только не его. А ему приходилось мчаться то в Панаму, то в Колумбию, то в Индию. Один раз он находился в Милане и был готов махнуть в Лугано на машине, но в самый последний момент было приказано лететь в Браззавиль.

Наконец судьба повернулась к нему лицом. Они с Джоном провели несколько прекрасных дней в Цюрихе, а потом перебрались в чудесное тихое местечко с романтическим названием Аппенцелль.

Никколо особенно понравился местный сыр «Аппенцеллер». Твердый и светлый, он буквально таял во рту. Итальянец рассчитывал полакомиться им еще дней десять. Полученная накануне телеграмма Центра укрепила его в этих надеждах.

«Не забыть взять адрес какого-нибудь местного оптовика, — подумал Кальяри, покусывая травку, — чтобы он присылал сыр прямо в Нью-Йорк».

В мощный бинокль ему была хорошо видна малиновая шляпка, желтая кофта и зеленая юбка Марты. Женщина огибала трехэтажный дом. На первом его этаже располагалась табачная лавка, в тени которой прикрылся местной газетой Джон. К нему должна была перейти эстафета наблюдения от Никколо.

— Дай ему шанс! — услышал Дик бархатный женский голос.

Заметив, что телохранитель, приставивший пистолет к затылку торговца наркотиками, немедленно опустил руку, он удивленно обернулся. «Кто эта женщина, одна фраза которой заставляет людей Робсона забыть о приказании шефа?» — подумал он и впился глазами в гибкую фигуру мулатки, неторопливо подходившей к ним.

Пышную грудь женщины туго обтягивал черный шелк платья, накрашенные губы, похожие на кровоточащую рану, придавали лицу что-то звериное, жгучее, неестественное и вместе с тем возбуждающее.

«Да это же Лукреция, — внезапно понял Дик, — знаменитая пассия Робсона!»

Он впервые видел своими глазами женщину, о которой был много наслышан. Весь Вашингтон знал, что она необыкновенно красива и сексуальна. Но лишь некоторые из вашингтонцев видели Лукрецию воочию. Уроженка той же доминиканской деревеньки, что и сам Майкл Робсон, она была подобна знаменитой жемчужине, которую надежно укрывали от нескромных взоров толстые стенки раковины — вывезенного Робсоном из Франции старинного замка.

— Мне нравится этот юноша, — без обиняков заявила Лукреция. — Я не хочу, чтобы он погиб, не получив шанс спасти свою жизнь!

Робсон добродушно посмотрел на любовницу:

— Я сам предлагал ему, но он отказался!

— Я не смогу переплыть бассейн с пираньями, — хрипло пробормотал юноша, пожирая глазами Лукрецию, — но… нет ли у вас какого-нибудь другого испытания для меня?

Женщина задумчиво приложила пальцы ко лбу. Робсон с иронией посмотрел на Дика — мол, чего не сделаешь ради женщины. Дик еле сдержался, чтобы не ответить резко: «Мне надоели эти игры в кошки-мышки. Особенно, когда у кошки — слишком острые стальные коготки!»