— Кстати, — продолжал Пенн, — политика не такая уж сложная штука, как о ней принято думать. Главное — учитывать настроение людей. — Он выдержал многозначительную паузу и сообщил насторожившемуся Коэну: — Поэтому я отдал строжайший приказ всем американским официальным лицам воздерживаться от каких бы то ни было намеков на то, что Соединенные Штаты займут сторону Польши во время ее надвигающегося спора с Германией по поводу западных польских земель. Германия все равно получит их обратно. Вмешательство Америки на стороне Польши ничего, кроме вреда, нам не принесет. К тому же против этого выступает большинство американского населения…

Коэн лишь склонил голову в знак восхищения. Он действительно не уставал удивляться феноменальной способности Пенна впитывать чужие здравые суждения и выдавать их за свои.

Затем они молча выпили кофе.

Поставив пустую чашечку на поднос, Коэн открыл свой рабочий блокнот. Все темы, которые он намеревался обсудить с президентом во время утренней встречи, были рассмотрены. И теперь он аккуратно зачеркнул свои вопросы.

Закончив обсуждение дел с помощником, Пенн отпустил его. Когда Коэн был уже на пороге Овального кабинета, президент на несколько секунд задержал его:

— Не забудь, в шесть вечера встречаемся на корте Белого дома.

— Разбиваемся на пары как обычно — вы и Джон Сингрэм, а я вместе с директором ЦРУ?

— Естественно, — улыбнулся президент.

У него было хорошее настроение. Когда дверь за Коэном захлопнулась, он откинулся на спинку кресла, не глядя, нащупал клавишу магнитофона. Из нескольких динамиков, размещенных в разных местах Овального кабинета, — чтобы создавался эффект стереофонического звучания — полилась грустная симфония Антонио Вивальди.

«Хорошо, что люди в аппарате умные, лояльные, преданные, — размышлял президент. Он подошел к окну, окинул взглядом лужайку перед Белым домом. — У нас полное взаимопонимание, все основано на взаимном доверии. Сотрудники аппарата компетентны, энергичны. Каждая моя мысль ловится с ходу. Каждый вопрос рассматривается со всех сторон. В итоге предлагаются наилучшие способы разрешения возникающих проблем. Ну, а я сохраняю хорошее здоровье и отличное настроение, имею прекрасные шансы прожить до ста лет…»

Просыпаясь, Олег какое-то время находился в двух мирах: облачную мглу сновидений не сразу развеяла земная четкость бодрствующего разума. Он потянулся — ни с чем не сравнимое ощущение бодрости!

Спрыгнув с кровати, Олег побежал в ванную и долго плескался и фыркал под струями холодного душа. Тщательно побрившись, протер лицо одеколоном и пригладил щеткой выбивавшиеся вихры. «Надо будет сходить к парикмахеру», — решил он.

Однако для посещения парикмахера, да и для сотни других дел Олегу нужно было освободиться из-под бдительной опеки людей Акопяна. Они привезли его во Флоренцию и поселили на окраине города в дешевой гостинице под названием «Лузитания».

Смирнов уже решил для себя, что не будет возмещать свой долг Акопяну кражей драгоценностей из коллекции Медичи. «Идти на преступление только для того, чтобы проявить благодарность к человеку, спасшему мне жизнь, нет уж, увольте! — думал он. — Это значит встать на одну доску с убийцами из „Аль-Джихада“. И уж если на то пошло, то платить за мое спасение должны те, кто послал меня в пасть ко льву, — израильские разведчики».

Он выжидал момент для побега. «Я уже второй день во Флоренции, — рассуждал Олег, — хожу по улицам, изучаю планировку музея, в котором размещена коллекция драгоценных камней и старинных камей Медичи. В общем-то, предоставлен самому себе…» А это означало, что судьбу свою он должен был определять сам, раз ему дали время.

Олег натянул джинсы, набросил на плечи легкую куртку спортивного покроя, перекинул через плечо небольшую сумку, в которой лежали свернутый плащ и бритвенные принадлежности, и спустился вниз.

В ресторане отеля его уже поджидал Гайзаг Демирчян — доверенное лицо Акопяна, которому босс поручил опекать Олега. Они сели за столик, заказали одинаковые блюда — пиццу, по ломтику бекона и по куску сладкого пирога.

На широкой тарелке лежали апельсины, яблоки, груши, гранаты.

Единственное отличие между рационом Олега и Гайзага заключалось в том, что Смирнов заказал пива, а армянин выбрал апельсиновый сок.

— Боишься опьянеть? — не смог удержаться от колкого замечания Олег.

— Боюсь, — коротко ответил армянин.

Смирнов не обратил внимания на многозначительность, с которой тот произнес это слово. С первого дня их знакомства Гайзаг претендовал, чтобы его принимали за человека, которому известно все. Олег понимал, что все знать невозможно, и не обращал на это внимания.

После завтрака Смирнов поднялся в номер и четверть часа валялся на диване с газетой в руках, стараясь сохранить приятное состояние расслабленной сытости, разливавшейся по телу.