Он отстраняется от меня и уходит в конец комнаты, к арочному окну, за которым, со своего места, я вижу лишь непроглядную темноту. Парис оставил меня наедине с собой, давая время переварить все сказанное им. Он полагает, что это правильно, но я, ни о чем не думаю. Хотела бы, но не получается.

Вместо мыслей о принятии дальнейшего решения, я механично принимаюсь отмечать детали гостиной комнаты, в которой мы находимся: нежный, персиковый цвет наполняет каждый угол, делая пространство мягким и каким-то гладким, мебель и элементы декора, не имеют острых углов, точно слегка растекаясь. Потолок слишком высокий, задрав голову, я медленно опускаюсь взглядом все ниже. Цвет стен гармонирует с цветом ламп, свисающих с потолка параллельно, похожих на заледенелые сталактиты. В гостиной огромное количество всевозможных статуэток греческих богов, они хаотично расставлены по комнате, и если старательно замечать их все, то складывается пугающее впечатление, будто в комнате целая толпа народу. Толпа хрупких фарфоровых богов, бесчувственно наблюдающих за моим оцепенением.

– Мы не можем здесь оставаться дольше… - ровным, лишенным всякой тревоги голосом, обращается ко мне Парис, его фигура ярко очерчена на фоне мглы за окном.

Почему я даже не пытаюсь принять слова Париса о предательстве со стороны Лео и Спартака? Неужели мне, в самом деле, так трудно поверить, что двум бандитам с Окраины важна не я, а что-то выгодное для них самих? На самом деле я осознаю, что процент их искреннего отношения ко мне ничтожно мал, но меня это почему-то не заботит.

Все дело в Лео и всегда было. Зачем юлить и размышлять над чем-то, на что я просто не смогу согласиться?! Я выбрала себе болезнь – это Он и могу лишь пытаться жить с этим.

– Аврора, пойдем со мной, пожалуйста. – Парис все еще на своем месте у окна, но я вижу, как он хочет оказаться рядом со мной. Это рождает во мне беспокойство. Его слова прозвучали как просьба, но скрытая интонация, сказала мне о том, что он не станет меня упрашивать, если я откажусь бежать с ним.

Что он сделает? Неужели потащить меня в Византию силком…

Именно! Он не позволит мне принять собственного решения, если оно, по его мнению, будет угрожать моей безопасности. Или…у Париса есть свои причины держать меня при себе?

Я запуталась! Мне так хочется закрыться в пустой комнате и расплакаться изо всех сил, чтобы обессилить и заснуть, не помня себя. Мне больше не нравятся все эти драмы, надоело затянувшееся путешествие, и меня пугают люди вокруг… Столько лжи! Боли! Озлобленности!

Почему я замечаю все это? Мне впервые приходит в голову мысль о том, что Переход это не плохо, он дарует мне душевное затмение на длительный срок, и я утрачу любое проявление эмоциональности. Словно внутри меня выключат свет и я, наконец, смогу отдохнуть. Ничего не чувствовать.

Сколько бы людей рассмеялось мне в лицо, расскажи я им о том, что чувствую, как меня выворачивает наизнанку от черствости и безумия, окружающего меня. Да зачем ты паришься? – сказали бы они. – Всем наплевать! Но я ведь ничего не могу с собой поделать, я - это я!

Как возможно отказаться от своей сути? Отказаться от Лео. Подчиниться Парису и уйти…

– Аврора… - зовет он, шаг за шагом, преодолевая расстояние между нами, а я всего лишь отмечаю то, как он до головокружения привлекателен и опасен в свете персиковых ламп.

– Пожалуйста… - слетает мольба с моих губ, а тело движется к нему навстречу. Он все понимает по моему взгляду, знает, что я прошу его не применять силу, не заставлять меня бежать с ним. Но думаю, Парис уже принял решение.

– Все чего я хочу - это спасти тебя! – он рядом, стоит ему потянуться к моему горлу и я в его власти.

– Я не пойду с тобой. – озвучиваю я свое решение, но голос не тверд.

– Аврора… я не позволю тебя себя погубить. – и тут он впервые обнимает меня так, словно я принадлежу ему.

Секунда, другая, мы играем в это. Парис знает, что я ничего к нему не чувствую и только обессилено позволяю ему представить, как бы это было. Он же выражает любовь, каждым соприкосновением своего тела с моим. Пальцы к плечам, колени к коленям, дыхание к дыханию.

– Я думал ты пойдешь со мной по-хорошему, но видимо…

– Я остаюсь, Парис.

– Если понадобится, я усыплю тебя, но не позволю какой-то шайке тебя уничтожить.

– Нет никакой шайки. Если ты так сильно хочешь знать – дело в одном единственном человеке.

И тут в его мятежных, пасмурных глазах что-то вспыхивает, но всего на мгновение – сродни удару молнии, способному испепелить дерево – и это быстро проходит.

– Это было бы очень смешно, если бы ты Рори не говорила так серьезно. – прозвище Афины, которым она обращается ко мне, из его уст звучит как «идиотка».

– Говорю как есть. Я уже на том этапе, когда мне нечего стыдиться. Я остаюсь, Парис.

– Ничего подобного! – думаю, внутри него загорается настоящий пожар, Парис тянет меня за собой к выходу, но его действия выражают безнадежность, он знает, что не сможет меня подчинить. – Аврора, я не позволю тебе! Мы отправляемся к твоему отцу, ты должна узнать правду о матери, должна вернуться домой…