В тридцатые годы какая-то эпидемия из Китая погубила каштаны. За несколько лет все прекрасные огромные деревья превратились в жалкие мертвые скелеты.

– Люди говорили, что это выглядит как конец света, и так это и было.

Не стало диких индеек и оленей, которые ели каштаны, и семьи фермеров, что охотились и рассчитывали на урожай каштанов, вынуждены были уходить с земли. Они переезжали в города, вроде Байлера, где получали работу на фабриках.

– Несколько каштанов еще осталось, – сказала тетя Эл. – Джо знает, где они, но мы не хотим их показывать.

– Их нужно оставить в покое, – сказал Джо.

Вскоре дорога потянулась вверх. Подойдя к лежавшей на земле старой тракторной шине, мы свернули с тропы и стали пробираться сквозь ветви кустов. Через несколько минут Джо показал на дерево с темной корой. У дерева было два прямых ствола, вздымавшихся вверх, на ветках кое-где еще висели желтоватые зубчатые листья.

– Когда Джо в первый раз показал мне это дерево, – произнесла тетя Эл, – я упала на колени и плакала, как дитя.

Джо посадил Эрла на лежавшее рядом бревно, поднял скорлупу каштана и протянул мне. Скорлупа почти ничего не весила. Джо указал на пятно цвета ржавчины на коре дерева, размером с блюдце.

– Тут есть вредители, но они пока не погубили дерево, – объяснил он. Потом кивнул на небольшие четыре деревца и на несколько молодых ростков на старом пне. – Уверен, они придумают, как им сражаться с этой заразой.

– Есть еще надежда для дерева, если оно спилено, что оно снова пустит ростки, и тогда эти хрупкие ростки будут жить, – сказала тетя Эл.

Я взглянула на Лиз. Она смотрела вверх на стволы-близнецы большого каштана, поднимающиеся к небу.

– О чем ты думаешь? – спросила я.

– Как грустно, наверное, было дереву стоять здесь все эти годы, когда болезнь убивала его братьев и сестер, – ответила сестра. – Как вы считаете, дерево понимает, почему только оно одно выжило?

– Деревья не задумываются о таких вещах, – усмехнулся Джо. – Они просто растут.

– Вообще-то мы этого не знаем, – заметила тетя Эл. – Если задумываешься, почему выжил, это не поможет тебе выжить.

В лесу было тихо, только белки ворошили сырые листья, когда носились по земле. Мы наклонились и стали собирать каштаны.

К понедельнику Лиз стала выглядеть немного лучше, и мы с дядей Тинсли решили, что настало время вернуться в школу, хотя ей этого не хотелось. Сидение в «птичьем крыле», размышления и прислушивание к своим «голосам» не шло ей на пользу.

Этим утром Лиз двигалась так, будто находилась под водой, натягивала чулки, потом снимала их, ворошила свои рубашки и говорила, что не может найти того, чего ей хочется. Я боялась, что мы пропустим автобус, и велела ей поторопиться, говоря, что она тянет время. Но сестра уверяла меня, что быстрее двигаться не может. Мы опоздали на автобус, и поскольку дядя Тинсли ненавидел тратить бензин на ненужные поездки, мы решили идти в школу пешком. Уроки начались как раз в тот момент, когда мы только пришли, и это было наше первое опоздание.

Я не рассказывала сестре, что меня дразнили после того, как мы выдвинули обвинение. Для нее это стало бы еще одной причиной не возвращаться в школу. Когда мы шли по коридору, все старались не замечать Лиз, отходили в сторону и отступали. Девочки, которые игнорировали ее, теперь меняли направление своего движения и довольно громко, чтобы она услышала, что-то шептали. Они даже взвизгивали и говорили что-то вроде «Вот она!» и «Безумная Лиззи!» или «Надо отойти в сторонку!» Во время ленча ученицы пристраивались за Лиз и передразнивали ее походку, а другие в коридоре что-то крякали. Этим вечером Лиз шутила, что она чувствовала себя Моисеем, разводящим воды Красного моря, но все это было ужасно. Сестра возненавидела школу, и каждое утро я должна была вытаскивать ее из кровати и одевать. В школе становилось все хуже, девочки открыто насмехались над ней, передразнивали ее голос и толкали, когда Лиз проходила мимо.

В конце недели я натолкнулась на Лизу Сондерс, стоявшую с девочками на лестничной площадке. Лиза была участницей группы поддержки, но ушла из команды, когда в футбольной команде появились черные ребята. У нее был длинный нос, она завязывала свои светлые волосы в «хвост». Ее папа являлся владельцем агентства «Шевроле», и она была одним из тех детей Байлера, у которых была своя машина. Если она не была со своим бойфрендом, который всегда держал руку у нее на плече, то ее окружали подруги, которые постоянно шептались.

Лиза держала бумаги с каким-то текстом и протянула мне один листок.

– Вот, Бин. Я сделала обращение к друзьям. Заполни, если хочешь.

Эти несколько скрепленных вместе страниц с заголовком «Обращение к друзьям» были похожи на тест – с группами вопросов и каким-то сложным выбором или с уже заполненными на бланке ответами. Большинство вопросов простые: «Название вашего любимого телешоу», «Назовите модель и цвет машины, о которой мечтаете». Но некоторые были острее, например, «Какого учителя вы больше всего хотели бы видеть сгоревшим?» или «С каким учеником вашего класса вы меньше всего хотели бы пойти на свидание?». Я услышала, что подруги Лизы хихикают, но не понимала почему, пока не открыла последнюю страницу. Вот какой был последний вопрос: