There’s nothing you can make that can’t be made no one you can save that can’t be saved Nothing you can do but you can learn how to be in time It’s easy All you need is love la-da-da-da-da All you need is love la-da-da-da-da All you need is love, love, love is all you need…

В горле пересохло, я беру стакан, пытаюсь поднести ко рту, расплескиваю, рука дрожит, пью, с трудом, вдруг вспоминаю, что из него пить нельзя, и снова ставлю на стол.

– Простите, – с трудом выдавливаю из себя.

Ленцен что-то говорит, но слышу как сквозь толстый слой ваты. В поле зрения попадает размытый силуэт фотографа, пытаюсь сосредоточиться на нем, навожу на резкость, хватаюсь за край колодца, выныриваю. Музыка все еще звучит, la-da-da-da-da, но я выныриваю. Смотрю на фотографа. Смотрю на Ленцена. Они никак не реагируют. Я слышу музыку, они – нет. Спросить не решаюсь. Не хочу показаться сумасшедшей.

– Простите, о чем вы спросили? – переспрашиваю я, кашляю, пытаясь избавиться от хрипоты.

– Как вы собирали материал для своей последней книги? – повторяет Ленцен.

Беру себя в руки и начинаю бубнить, как на автопилоте, заранее приготовленный ответ, фотограф ходит кругами, щелкает своей камерой, говорю как на автопилоте, внешне вроде нормальна, но внутреннее – абсолютно расхристана. Нервы сыграли со мной злую шутку, я слышу то, чего нет, я слышу кошмар. И именно теперь, когда от меня требуется полная сосредоточенность.

Черт бы тебя побрал, Линда. Черт бы тебя побрал.

Ленцен задает ничего не значащие вопросы, я отвечаю. Музыка умолкает. Все идет своим чередом. Фотограф смотрит на дисплей камеры. Ленцен бросает на него вопросительный взгляд.

– Ты закончил? – спрашивает он.

– Да, – не глядя на него, отвечает фотограф, чье экзотическое имя я так и не смогла запомнить.

– Спасибо, фрау Конраде, – говорит он. – Рад был с вами познакомиться.

– Взаимно, – отвечаю я, встаю и чувствую, что коленки дрожат, как у новорожденного теленка. – Я провожу вас.

Это мне сейчас полезно – встать, пройти несколько шагов. Восстановить нормальное кровообращение. Я была близка к тому, чтобы упасть в обморок. Очень. В миллиметре от. Нельзя, чтобы это произошло, особенно когда этот человек в моем доме.

Фотограф собирает оборудование, вешает сумку на плечо. Кивает Ленцену и идет за мной к выходу. Головокружение, которое вроде бы потихоньку прошло, вновь накатывает на меня.

– Пока, – говорит фотограф, сняв свою парку с вешалки. Он протягивает мне большую теплую руку и коротко смотрит в глаза. – Берегите себя, – говорит он вдруг и выходит за дверь.

Несколько секунд смотрю ему вслед, потом расправляю плечи и твердым шагом иду в столовую. Но вдруг останавливаюсь – взгляд мой падает на пальто Ленцена. Надо быстро обыскать его, пока никто не видит. Быстро обшариваю карманы – пусто. Вздрагиваю, когда слышу за спиной какой-то звук. Оборачиваюсь. Передо мной стоит Виктор Ленцен.

Изучающе смотрит на меня.

– Все хорошо? – спрашивает он.

Взгляд его абсолютно непроницаем.

– Лучше не бывает. Ищу носовой платок, – говорю я и киваю на свою вязаную кофту, которая висит на вешалке рядом с его пальто.

Какое-то время мы стоим и смотрим друг на друга, не говоря ни слова.

Пауза затягивается. Потом лицо Ленцена проясняется, он улыбается мне. Настоящий актер.

– Жду вас в столовой.

Он поворачивается и уходит.

Глубоко дышу, считаю до пятидесяти, наконец возвращаюсь в столовую. Когда вхожу, Ленцен сидит за столом и дружелюбно смотрит на меня. Собираюсь сказать, что мы можем продолжить, но тут опять начинает звонить домашний телефон. О господи! Кто это может быть?

– Может, все-таки взять трубку? – говорит Лен-цен. – Похоже, что-то важное.

– Да, – соглашаюсь я, – вы правы. Извините.

Иду в гостиную, приближаюсь к трезвонящему аппарату. Раздраженно хмурюсь, когда вижу высветившийся мюнхенский номер. Он мне знаком, я его недавно набирала. Дрожащей рукой снимаю трубку, прекрасно понимая, что Ленцену будет слышно каждое мое слово.

– Линда Конраде.

– Фрау Конраде, это профессор Кернер. Наконец-то я до вас дозвонился.

– Что случилась? – встревожившись, спрашиваю я.

– К сожалению, у меня для вас неприятное известие.