– Совсем даже не из тех. Писательство для меня – как чистить зубы или принимать душ по утрам. Можно сказать, это часть ежедневной гигиены. Когда не пишу, чувствую, что все поры моего организма забиты.

Анна испытывала отвращение к крови.

– Когда вы работаете?

Когда в детстве я разбивала коленку, то просто не обращала на это внимания, а если резала до крови палец, то засовывала в рот и радовалась металлическому вкусу и тому, что знаю, каково железо на вкус. Когда Анна разбивала коленку или резала до крови палец, она кричала и визжала, а я говорила ей: «Не будь девчонкой!»

– Лучше всего с самого раннего утра. Когда голова свежая и не замусорена новостями, телефонными звонками и всем остальным, что в течение дня я вижу, читаю, слышу.

– А как, собственно, происходит сам процесс письма?

Моя сестра Анна погибла от семи ножевых ран.

– Дисциплинированно. Сажусь за письменный стол, раскладываю записи, открываю ноутбук и пишу.

– Звучит очень просто.

– Иногда так и есть.

– А когда не так?

В человеческом организме от 4,5 до 6 литров крови.

Пожимаю плечами.

– Вы пишете каждый день?

В организме женщины такой комплекции, как у моей сестры, около пяти литров крови. При тридцатипроцентной и выше потере крови организм впадает в шоковое состояние. Кровообращение замедляется. В целях того, чтобы уменьшить скорость истечения крови из раны и замедлить процессы энергообмена и обмена веществ в организме.

– Практически каждый. Бывают, естественно, периоды после окончания очередной книги, когда я ищу новую идею, собираю материал, готовлюсь к новой книге.

– Как вы решаете, о чем и какой будет новая книга?

Последнее, что видела Анна в жизни, был ее убийца.

– Интуиция.

– То есть, издательство дает вам полный карт-бланш?

Перед тем, как получить права, я окончила курсы оказания первой помощи.

– Более или менее.

– Насколько ваши персонажи списаны с вас самой?

Я пошла на них только для того, чтобы иметь возможность флиртовать с инструктором.

– Это не совсем рациональный процесс. Я не сажусь и не размышляю: эта героиня будет на тридцать процентов чувствовать как я, а той я отдам свои детские воспоминания. Но, естественно, так или иначе во всех моих персонажах есть немножко от Линды.

– Как долго вы работаете над романом?

И врачи со «скорой», и полицейские в один голос утверждали, что, когда я вошла в квартиру, Анна была уже мертва.

– Полгода.

– Не очень долго.

– Согласна, не очень.

А я до сих пор в этом не уверена.

– Что подтолкнуло вас к этой последней книге?

Возможно, последнее, что у видела Анна в своей жизни, была ее беспомощная и бесполезная сестра.

Не отвечаю. Беру новую бутылочку с водой, открываю, руки трясутся, делаю глоток. Ленцен внимательно следит за всеми моими действиями.

– А чем, собственно, вы болеете? – спрашивает он, наливая себе в стакан воды.

Лукавый волк. Делает вид, что просто случайно решил уточнить то, что всем давно известно. Хотя и он, и я прекрасно знаем, что я никогда не делала публичных заявлений о своей болезни.

– Об этом я не хочу говорить.

– Когда вы в последний раз выходили из дома?

– Около одиннадцати лет назад.

Ленцен кивает.

– А что случилось тогда?

Молчу.

– Об этом я не хочу говорить, – наконец говорю я.

Ленцен спокойно принимает ответ, лишь слегка приподнимает брови.

– А как вам живется, запертой в четырех стенах?

Вздыхаю.

– Что сказать? – отвечаю я. – Не знаю, как рассказать об этом тому, кто никогда этого не испытывал. Мир вдруг становится очень маленьким. Возникает ощущение, что весь мир – у тебя в голове, а все, что не в голове, – этого просто нет. Все, что видишь за окном, все, что слышишь, шум дождя, косуля на лесной опушке, летняя гроза над озером, кажется, будто все это очень далеко, на другой планете.

– Это причиняет страдание? – спрашивает Ленцен.

– Поначалу да, – отвечаю я. – Но удивительно, как быстро становится нормальным то, что сперва казалось невыносимым. Мы способны ко всему привыкнуть. Не полюбить – нет. Привыкнуть. К боли, к безнадежности, к неволе…

Стараюсь отвечать развернуто. Поддерживать разговор. Нормальное интервью. Надо усыпить его бдительность. Его сомнения, его подозрения.

– Чего вам больше всего не хватает?

На минуту задумываюсь. Так много всего, чего нет в моем мире. Ярко освещенные чужие окна и незнакомые люди внутри, на которых бросаешь взгляд, проходя мимо. Туристы, которые спрашивают дорогу. Одежда, мокрая от дождя. Велосипед, который у тебя украли.