руках. А вообще, я бы на твоём месте раздел краснопёрого, влез в его полушубок с

погонами, забрал бы его ксивы, сел в экспресс и покатил до Москвы».

Пошёл я спать и долго ворочался. Я всё-таки легкомысленный, даже

представить не мог, что Волга оценит мои действия как позорные. На самом деле,

упустил шанс. Взял бы пистолет, переоделся и с документами сержанта поехал бы,

допустим, до Владивостока, там в бухте Золотой рог спокойно сел на корабль и

поплыл открывать Америку уже с другой стороны. А куда Пульникова?

Благородство обязывает взять его с собой. Но как вдвоём на одну ксиву? Я бы его

пристрелил по Джеку Лондону: мустанг не выдержит двоих. Укрылся бы в штате

Калифорния, женился на кинозвезде, стал бы миллионером и написал мемуары о

своей честной жизни. «Ничто так не похоже на нас, как наше воображение». Есть

вариант более серьёзный. До станции Ербинская семь километров, к утру я бы

дошёл туда, сел в воинский вагон, у меня красные погоны, пистолет, еду я по

оперативной надобности разыскивать – кого? Сбежавшего из мест заключения

такого-то. Называю две моих фамилии и три моих статьи. Очень занятно, как я

ловил бы самого себя. Поймал бы или нет? Я, такой добросовестный,

дисциплинированный, поймал бы обязательно и водворил на место. Я сын своего

времени.

В сюжете что-то есть. Не могу спать, ворочаюсь, не забыть бы мне вариант

ловить самого себя, потом обдумать. Собственно говоря, я это делаю всю свою

сознательную жизнь. Ругаю себя, корю, ни один свой промах не пропускаю. Казню

себя сам, но оказывается, недостаточно, трибунал добавляет – вот сижу. Чалюсь. И

не рвусь на свободу. Не использовал такую возможность. Очень всё-таки интересно

– ловить самого себя. С пистолетом: стой, такой-то, он же такой, руки вверх!

Пульников сладко спал, всхрапывал. Ему одним днём меньше сидеть. Волга,

между прочим, взъярился, когда услышал, что Филипп считает дни, – не досидит!

Замечено: с теми, кто по-жлобски считает крохи со стола свободы, обязательно что-

нибудь приключится.

И приключилось.

3

Поступил больной Матаев, двадцать один год, срок девятнадцать лет по Указу.

Принимал его сам Пульников и сразу поставил спорный диагноз – болезнь Банти.

Спленомегалия, увеличение селезёнки, застой крови в портальном круге, много

жидкости в брюшной полости, надо его срочно брать на стол. Банти так Банти. Мне

нравятся именные симптомы, смакую диагнозы по-латыни, тем более, когда вокруг

ботают по фене. Вспоминаю ассистентов Окуня Давида Натановича или Хасана

Хусаиновича Рахимбаева, доцентов по терапии, – пригодились мне их накачки, хотя

не для тюрьмы они меня готовили. Впрочем, как сказать. Где бы ты ни был, на воле,

в неволе, среди врагов, среди друзей, на войне или в мирной тишине, всегда и везде

нужен хороший лекарь. Терзатели-преподаватели стали ангелами-хранителями. Мне

ласкали слух симптомы, диагнозы, названия инструментов, аппаратов. Симптом

Пастернацкого – бьёшь по почкам: больно, не больно? Закон Старлинга, сердечная

мышца сокращается по принципу: всё или ничего, как в любви – всё или ничего.

Или как в тюрьме – вся свобода нужна, а не по частям. Аппарат Рива-Роччи. Музыка

имён, поэзия латыни. Per aspera ad astra – через тернии к звёздам.

Взяли Матаева на операцию. Операционным блоком у нас заведует старший

лейтенант медслужбы Зазирная, строгая, если не сказать, вредная, как и положено,

собственно говоря, сестре операционной. Фронтовичка. Явилась как-то при параде

– два ордена Красной звезды, орден Отечественной войны и медали за взятие почти

всех столиц Восточной Европы. Сегодня она добрая, поскольку пришёл Вериго

давать наркоз. Он предпочитает обыкновенную маску Эсмарха – проволочный

каркас, сверху марля, на неё капается эфир, больной засыпает. Я ассистирую,

обрабатываю операционное поле по Гроссиху- Филончикову. Пульников говорил,

раньше обрабатывали по Гроссиху, теперь добавили Филончикова. До борьбы с

космополитами раздражение брюшины называли симптомом Блюмберга, теперь

Щеткина-Блюмберга. Со дня на день к фамилии Рентген присандалят Сидорова-