– А вам это не важно?

– Безусловно, мне любопытно. И если бы его нашли, я бы пришел на его могилу и прочел все, что написано, об этой находке. Но я не воспринимаю это лично.

– Вы так думаете? Интересно, так ли оно на самом деле. Я вижу множество людей, которые не отдают себе отчета в том, что у них есть вера, убеждения, пока не оказываются на смертном одре. И вот тогда они обнаруживают, что это сидит где-то глубоко в них. Все время там было.

– Но Шамплейн был человеком, а не верой.

– Может быть, поначалу. Но он стал чем-то большим, чем вера. Для некоторых. Идемте со мной.

Отец Себастьян встал, подскочил к золотому распятию у алтаря, а потом поспешно вышел из опустевшей церкви. Гамаш последовал за ним. Вверх по каменным ступеням, через какие-то коридоры и наконец в маленький кабинет, заполненный книгами и бумагами. На стене висели две репродукции. Одна – распятого Христа, другая – Шамплейна.

Священник убрал журналы с двух стульев, и они сели.

– Шамплейн был удивительным человеком, но все же мы почти ничего о нем не знаем. Даже день его рождения – тайна. Мы не знаем, как он выглядел. Вот эта картина – она вам знакома?

Он показал на стену. Там висело известное каждому квебекцу, каждому канадцу изображение Шамплейна. С портрета смотрел человек лет тридцати, в зеленом дублете с кружевным воротником, в белых перчатках и с мечом. Волосы подстрижены по моде 1600-х годов, длинные, темные, слегка вьющиеся. Аккуратная бородка и усы. Лицо красивое, умное, худое, сильное, с большими задумчивыми глазами.

Самюэль де Шамплейн. Гамаш узнал бы его из тысячи.

Он кивнул.

– Это не он, – сказал отец Себастьян.

– Правда?

– Посмотрите-ка. – Себастьян вытащил том из забитого книгами шкафа. Раскрыв том, священник протянул его старшему инспектору. – Вам это не кажется знакомым?

Гамаш увидел портрет полноватого человека, стоящего перед окном, за которым виднелся зеленый пейзаж. Ему было лет тридцать, в зеленом дублете, с кружевным воротником, в белых перчатках и с мечом. Волосы подстрижены по моде 1600-х годов, длинные, темные, слегка вьющиеся. Аккуратная бородка и усы. Лицо красивое, умное, с большими задумчивыми глазами.

– Это Мишель Партиселли д’Эмери, счетовод Людовика Тринадцатого.

– Но это же Шамплейн, – сказал Гамаш. – Чуть поплотнее, и повернут в другую сторону, но в основном тот же самый человек, вплоть до одежды.

Ошеломленный, он вернул книгу священнику. Отец Себастьян улыбался и кивал.

– Кто-то взял этот образ, придал ему немного мужественности, чтобы он выглядел как отважный первооткрыватель, и назвал его Шамплейном.

– Но зачем это кому-то понадобилось? Если сохранились портреты мелких аристократов и торговцев, то разве нигде нет портрета Шамплейна?

Священник оживился, придвинулся к Гамашу:

– Нет ни одного прижизненного портрета Шамплейна. Мы понятия не имеем, как он выглядел. Но и это не все. Почему Шамплейн не получил здесь ни титула, ни земельного надела? Он даже не был официальным губернатором Квебека.

– Не преувеличили ли мы его значение? – спросил Гамаш и тут же пожалел о своих словах.

Священник снова ощетинился, словно Гамаш облил грязью его идола.

– Нет. Каждый имеющийся у нас документ подтверждает, что это истинный отец Квебека. Есть записи, сделанные современником-францисканцем. Францисканцы основали здесь миссию, построили часовню. Шамплейн завещал им половину своих денег. Он построил церковь, когда французы отбили Квебек у англичан. Он ведь ненавидел англичан, вы знаете.

– Трудно не ненавидеть врага. Я подозреваю, что англичане питали к нему такие же теплые чувства.

– Вероятно. Но не только потому, что они были врагами. Он считал англичан настоящими варварами. Жестокими, в особенности по отношению к индейцам. Из дневников Шамплейна известно, что у него были выстроены особые отношения с гуронами и алгонкинами. Они научили его выживать на этой земле и подробно рассказали обо всех речных путях сообщения. Он ненавидел англичан, потому что те убивали индейцев, а не сотрудничали с ними. Поймите меня правильно, Шамплейн тоже смотрел на индейцев как на дикарей. Но он знал, что может многому научиться у них, и пекся об их бессмертных душах.

– И о мехах, которые они добывали?

– Что ж, он был предпринимателем, – признал отец Себастьян.

Гамаш снова посмотрел на портрет, висевший на стене рядом с распятым Христом.

– Значит, нам неизвестно, как выглядел Шамплейн и где он похоронен. Что нам говорят о нем его дневники?

– Это тоже интересно. Они нам почти ничего не говорят. Это практически расписание поездок и сведения о повседневной жизни здесь, но о его личной жизни, мыслях или чувствах там ничего не сказано. Личная жизнь оставалась его личной жизнью.