— Но как же так, Михаил Анатодьевич! Все мировое искусство воспитывало в человеке лучшие его качества — порядочность, любовь к женщине, преданность Родине и высоким гуманным идеалам… Это в последнее время массовая культура затмила все, затоптала.

— Да, искусство прошлого века и начала нынешнего, даже его середины, воспитывало, я с тобой согласен. Мы сеем «вечное» и «доброе», но по-своему. Методом отрицания. Не все зрители буквально воспринимают, допустим, сцены насилия, не все им следуют. Многие делают правильные выводы.

— У нас зрители, в основном, мальчишки и девчонки. Им трудно во всем разобраться.

Захарьян нетерпеливо шевельнулся.

— Все это теория, моя дорогая. Жизнь, рынок меня и тебя взяли за горло, за самое яблочко, ты должна это понимать. На «Чайку» или «Как закалялась сталь» сейчас никто не пойдет. Никто! Обществу теперь нужны зрелища, эротика, секс, драки, погони, убийства, наконец! — Он загибал на левой руке пальцы. — И я обязан давать ему такие спектакли, обязан! Иначе мы с тобой подохнем с голоду… Ну, ты, может, и не умрешь… — Он усмехнулся. — Мало ли у кого какие возможности. А я протяну ноги.

Марийка встала и пошла. Боже, что он несет?! И это тот самый Михаил Анатольевич, который еще год назад говорил прямо противоположные вещи! И что это за намеки? От кого он узнал о вечеринке? От Анны Никитичны, скорее всего. Теперь же все будут знать, все!

А из зала, вслед ей, раздались уже переливы властного голоса:

— Так, девочки, поехали дальше. Параша и Ольга Петровна, прошу вашу мизансцену и диалог. Начали!..

Пока Захарьян был занят с другими актерами, Марийка сидела за кулисами вместе с Саней Зайцевым. У того было прекрасное настроение, никакие посторонние мысли его, судя по всему, не одолевали. Он заигрывал с ней, приставал:

— Слышь, Марийка, чего ты там с Захарьяном сцепилась? Доказывала что-то. Ты делай, что он тебе велит, и вся недолга. Главреж, все-таки. — Саня все норовил обнять ее, потискать. Был он холост, Марийка ему нравилась, но никаких серьезных предложений он не делал. Чего спешить?

Она отпихнула его локтем.

Зайцев не обиделся, снова прилип к ней жарким и мускулистым бедром. Бедра у него широкие и толстые, как у девки.

— Платили бы хорошо, я что угодно сыграю. Хоть постельные сцены, хоть какие.

— Ты знаешь, до чего так можно докатиться?

— Знаю, знаю, — он снова приобнял ее за плечи. — А мы и так уже докатились. Одна сцена в шалаше чего стоит — голые да… — Саня не договорил, махнул рукой, но осуждения в его голосе Марийка все же не услышала. Значит, ему нравится эта сцена, а, может, он просто не хочет ссориться с Захарьяном. Дипломат, конечно, хитрюга. Он у Михаила Анатольевича в любимчиках, все знают. Но с Саней, правда, легко общаться. Мотылек: порх-порх! Послушал, согласился, дальше полетел, и с тем, и с этим согласился. Ни с кем не ссорится, никого не обижает. Не парень — душка! За это, наверное, его и любит главный режиссер. К тому же Зайцев и играет неплохо, этого не отнимешь.

— Слышь, мать, — переменил Саня тему. — Дай взаймы, а? «Поллимона» вот как надо! — И он полоснул себя ладонью по горлу.

— С ума сошел?! Да откуда у меня такие деньги?.

— Да ладно тебе. Половина театра уже все знает. Но я, например, не осуждаю, наоборот. Молодец! Так им и надо, этим спонсорам хреновым. Мне бы вот заработать.

Марийка окаменела. Потеряла дар речи и способность двигаться. Даже возразить, хоть жестом, хоть бы протестующим поворотом головы. Сидела, как истукан, не издавая ни единого звука, будто ее парализовало.

Саня, не дождавшись ответа, ушел. Его позвал Захарьян.

Велел сесть рядом с собой, помялся, не зная, видно, как начать разговор.

— Слушай-ка, дружище… Сейчас мы вашу сцену в шалаше будем репетировать. Ну, сегодня, как обычно, как решили.

— Но раздеваться с Полозовой будем, Михаил Анатольевич? Может, не стоит сегодня? Что-то она не очень…

— Да вот, в том-то и дело. Я с ней тоже беседовал, убеждал. — Захарьян закурил, забросил ногу на ногу, задумчиво смотрел на сцену, где актеры, воспользовавшись передышкой, затеяли шумную возню.

— Так вот, Саня, — Захарьян говорил в своей обычной манере. — Я хочу, чтобы спектакль наш прогремел, чтобы о нем заговорили, чтобы у него всегда был аншлаг. Я хочу потрясти зрителя. Но без вас с Марией мне это не удастся.

Зайцев податливо навострил уши, придвинулся почти вплотную к плечу главного режиссера, заглядывал ему в лицо преданными глазами.

— А что от меня требуется, Михаил Анатольевич? Вы же знаете, я всегда готов. Как пионер! — И он вскинул над головой руку.

— Да ты молодец, за тебя у меня душа не болит. — Захарьян потрепал своего любимчика по плечу. — А вот с Полозовой бы общий язык найти.