Шрифт:
– Достойными? Они собирались убить Елизавету!
– Никто не советовал убить Елизавету.
– Этот Сомерфилд…
– Сомерфилд был безумцем, – перебила я. – Вы имеете в виду человека, который выступил из Уоркшира с намерением застрелить королеву и насадить ее голову на кол, называя ее змеей? Подобает ли монарху бояться такого человека? Мы трепещем от этой угрозы!
– Я уверен, что вы были бы только рады, если бы он достиг успеха! – заявил Шрусбери, воинственно выставив бороду.
Его слова глубоко оскорбили меня, но я старалась не показывать этого. Меня, потерявшую Риччио и Дарнли, жестоко убитых заговорщиками, мутило от одной мысли об этом. Убийство всегда отвратительно, будь то яд, пуля, кинжал или меч, даже если конечный результат выглядит желательным.
– Теперь вы клевещете на меня, – наконец сказала я.
– Вы не хуже других знаете, что происходит после смерти монарха! – Он едва не сорвался на крик. – Не разыгрывайте невинность передо мной! Все полномочия прекращаются вместе с ним: шерифов, советников, судей, магистратов, парламента. Единственная власть остается у наследника, следующего по очереди, а это вы!
– Тогда мне тоже нужно бояться убийц, – сказала я. – Вы в самом деле думаете, что мне позволят взойти на трон? Нет.
– Но вы думаете об этом!
– Разумеется, я думала об этом, а кто бы в моем положении не думал? Не называя имени своего преемника, Елизавета каждый день играет с судьбой.
– Потому что против нее строят заговоры? – Шрусбери вцепился в тему, как бульдог.
– Нет, потому что каждый прожитый день – это дар Божий. Мы можем умереть в любой момент от естественных причин. Ничто не предопределено.
– Зато совершенно ясно, что убийство быстрее и надежнее любых планов вторжения, которые требуют такой подготовки и координации, что в конце концов исчезают сами собой. А тайные письма и те, кто их передает, неизбежно оказываются раскрытыми, – добавил он, явно довольный собой.
– Благодаря вашему Уолсингему и его палачу в Тауэре, – сказала я. Они схватили Трокмортона, завладели его бумагами, пытали его, а потом казнили. Испанский посол, находившийся в центре заговора, был с позором изгнан из Англии. Теперь в Лондоне не осталось представительства Испании, и это означало, что вся моя переписка велась через Францию.
– Да, благодаря ему. И может быть, вас порадует новость о том, что иезуита Крейтона схватили голландцы, когда он плыл в Шотландию. Его кошель был набит документами о «Священной инициативе». Он стал рвать их и бросать за борт, но знаете что? Ветер помог английской короне и отнес их обратно на палубу, где их собрали наши агенты. Как вам такая новость?
– Здесь уместны лишь метафоры: сама природа благоговейно склоняется перед Глорианой, Королевой фей.
– Вы смеете возводить хулу на королеву? – Он брызгал слюной.
– Елизавета – смертный человек, и никто не может богохульствовать в адрес смертного [13] , – ответила я. – Поэзия не принадлежит к царству реальности. Боюсь, что вы, как и остальные, размываете черту между ними. Называйте ее Королевой фей, Глорианой, Астреей, Цинтией или как вам угодно – она в первую очередь политик, а не богиня. Кроме того, – я не удержалась от сарказма, – разве не богохульство с вашей стороны делать ее языческой богиней и создавать национальный культ «королевы-девственницы»?
13
Игра слов: Шрусбери воспользовался определением, которое чаще используется для богохульства (примеч. пер.).
– Скоро соберется парламент, и тогда мы решим, как лучше защитить ее. Могу заверить, вас там не ждет ничего хорошего!
– Друг мой, – сказала я. – Со мной не случилось ничего хорошего с того момента, как я сошла на берег в Уоркингтоне, оступилась и упала. С тех пор я так и не выпрямилась в полный рост. А теперь, – я попыталась смягчить тон, – теперь я уже не могу распрямиться из-за ревматизма. Правда, мое состояние заметно улучшилось благодаря вашему любезному разрешению отправиться на воды в Бакстон.
Шрусбери бледно улыбнулся. Он находился в затруднительном положении: мы не могли быть настоящими друзьями.
В результате у меня оставалась лишь одна надежда – совместное правление с Яковом. Это могло стать для меня почетным выходом из чистилища. Но если нет… тогда мне придется терпеть дальше, ибо пути Господни неисповедимы. Он властен над Елизаветой и надо мною, и Его воля свершится независимо от наших планов и усилий Уолсингема».