Шрифт:
он лейтенанта оттолкнул!
И снились пиво, снились воды,
как в этих водах он тонул.
У помещенья «Пиво-Воды»
лежал довольный человек.
Он вышел родом из народа,
но вышел и… упал на снег.
1960
Рандеву
Подошел ко мне мужик:
шляпа набок, галстук – шик.
Взял за пуговку меня,
тарахтит, а речь – фигня.
С виду – сизый голубок,
а зануда – не дай бог!
Говорю ему: «Амбал,
ты меня заколебал».
Дело было у ларька.
Говорю: «Рванем пивка?»
Голубок рванул и сник.
Будто с пивом съел язык.
…Пейте, граждане, пивко.
Будет на сердце легко.
Потому как в том пивке –
градус! – в каждом пузырьке.
1991
Ах вы, груди!
На Садовой улице в магазине шляп
понял, что погибну я из-за этих баб!
Глазки их пригожие, в клеточку трусы.
Пропадаю пропадом из-за их красы!
Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, –
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.
Там, где пес на кладбище гложет свою кость, повстречал я женщину, пьяную насквозь.
Повстречал нечаянно, привожу в свой быт, а она качается, а она – грубит!
Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, –
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.
Взял я кралю на руки, выношу на двор.
А она беспочвенный заводит разговор.
Разлеглась, мурлыкая, на рыдван-тахте:
«Что ты, – говорит, – прикасаешься к моей красоте?»
Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, –
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.
1962
На диване
На диване, на диване
мы лежим, художники.
У меня да и у Вани
протянулись ноженьки.
В животе снуют пельмени,
как шары бильярдные…
Дайте нам, хоть рваных денег, –
будем благодарные.
Мы бутылочку по попе
стукнули б ладошкою.
Мы бы дрыгнули в галопе
протянутой ножкою.
Закадрили бы в кино мы
по красивой дамочке.
Мы лежим, малютки-гномы,
на диване в ямочке.
Уменьшаемся в размерах
от недоедания.
Жрут соседи-гулливеры
жирные питания.
На диване, на диване
тишина раздалася…
У меня да и у Вани
жила оборвалася!
1960
Вечеринка
Вошла, внесла румянцы,
спросила: кто я есть?
Заваривались танцы,
шумел паркет, как жесть.
Играл я на гитаре –
дубасил по струне!
Дыхнула в ухо: «Парень,
сыграй наедине…»
Я в песню носом тыкался,
как в блюдце с молоком.
А ты, как недотыкомка,
стучала каблуком.
Как звать меня?! Акакиём.
Она в ответ: «Трепач!»
А я ей: «Прочь отскакивай –
как мяч, как мяч, как мяч!»
1960
Бывшие люди
На тряских нарах нашей будки –
учителя, офицерьё…
У них испорчены желудки,
анкеты, нижнее белье.
Влетает будка в хлам таежный,
все глубже в глушь, в антиуют.
И алкоголики – тревожно –
договорятся и запьют.
На нарах – емкостей бездонность,
посудный звон спиртных оков;
на нарах боль и беспардонность,
сплошная пляска кадыков!
Учителя читают матом
историю страны труда.
Офицерьё ушло в солдаты,
чтоб не вернуться никогда.
Чины опали, званья стерлись,
остался труд – рукой на горле!
И тонет будка в хвойной чаще,
как бывшее – в происходящем.
1958, Сахалин
«Стрелочник – дедушка, хмырь…»
Стрелочник – дедушка, хмырь.
Дедушку звали Аркашею.
Словно болотный упырь
форменный – форму донашивал.
Стрелочник в будке живет,
стрелочник пахнет картошкою,