твой голос нежно-злой,

твое святое имя

я вымел в ночь – метлой!

Любовь была жестока,

как драка, как тоска,

как пуля, что до срока

мелькнула у виска.

1991

Песенка про шофера

Он вез директора из треста

на «волге» цвета изумруд…

Не суждено было до места

доехать тем, кого везут.

На самом резком повороте

хватил шофера паралич.

В предсмертной жалобной икоте

упал на руль шофер Кузьмич.

Директор делал выкрутасы,

баранку рвал у мертвеца.

Но не одна на свете трасса

ведь не бывает без конца.

Она кончалась магазином,

где ювелир, как изумруд,

стоял, роскошный рот разинув,

сказав: «Сейчас меня убьют…»

Вот так убили ювелира.

Убил его мертвяк-шофер.

И поэтическая лира

на том кончает разговор.

1961

Ленинградская венерическая

Торговала ты водой

газированной.

Был жених твой молодой –

образованный.

Он закончил факультет

филологический.

Заболел болезнею

венерической.

Наградил тебя сполна,

под завязочку,

чтоб носила на носу

ты повязочку.

Проклинала чтобы ты

жизню русскую,

говорила чтобы в нос –

по-французскому.

И сидишь ты на дому,

затворившись,

нос не кажешь, так как нос –

отвалившись.

1960-е

Следы на снегу

Шел, как плуг.

А сел под месяц,

сел и вдруг…

убавил в весе.

Встал и в лес

ушел, уплыл.

Шел он без

того, что сбыл.

Миг был гол,

согнут в дугу.

Кал, как кол,

торчал в снегу.

1959

«Нашла милиция в снегу…»

Нашла милиция в снегу

сперва сапог, затем – башку.

Веселый труп с бородкой!

Замерз, но пахнет водкой.

Сержант его ногой копнул.

А труп… очнулся.

И – рыгнул.

1970

Диссиденты

Из шинели Гоголя вылезши,

призамерзнув и приустав,

мостовую глазами вылизав,

мы проходим, ушлыми став.

А начальнички – череп голенький

от больших хрущевских идей

изрекают: ишь, алкоголики!

Выдают себя за людей!

…Очень грустно и очень больно

острый мозг носить на плечах.

«Алкоголики, алкоголики…»

Не один Есенин зачах.

Мы проходим Невским незримо,

задеваем плечами дома.

И мелькают девушки мимо,

от начальничков без ума.

Но карабкаюсь я упрямо, –

злым стишком по лысой странице!

Родила меня просто мама,

а могла бы родить – птица.

1960-е

«Я содвинул железные ставни…»

Я содвинул железные ставни,

я окно, что выходит на юг,

заложил кирпичом! Но оставил

амбразуру для встречи ворюг.

Поджидая ночных лихоимцев,

я ружьишко просунул в дыру.

…Но никто не посмел объявиться,

кроме солнца! И то – поутру.

И тогда сконцентрировав силы,

обнаглев от стакана огня,

я пальнул в золотое светило…

И погасло оно. Для меня.

1992

«Отчизна в поисках кормильца…»

Отчизна в поисках кормильца

читает лозунг на стене.

Бюрократические рыльца

желают лучшего стране.

А что – народ? Сыны Отчизны?

…Как бы присутствуя на тризне,

по вынесении икон, –

усердно варят самогон.

1980

«Старые стулья – еще досоветских времен…»

Старые стулья – еще досоветских времен,

напрочь просижены тоннами задниц.

Дачная мебель, чей статус давно отменен.

Гвоздик, торчащий в обивке, как в памяти, – ранит и саднит.

Грязные кошки, бездомные тощие псы,