– Тыкая мне в глаз, выкручивая нос, сваливая меня, стукая меня головой и плечами, и пытаясь переломать мне кости на руке? – его голос был глубок и низок, как всегда, но в нем была явная нотка недовольства, раздражавшая меня.

– Здорово, я прилагаю все силы, что могу, а ты даже не сказал мне, что в ларе была дохлая крыса!

– Я не мог видеть, что ты делаешь, чтобы посоветовать тебе избегать этого, – сказал он со сводящей с ума рассудительностью.

– Ты знаешь, насколько я ненавижу крыс. Мог бы предупредить.

Звук легкого вздоха достиг моих ушей.

– Зоря, в дальнем ларе есть мертвая крыса.

– Очень смешно. Что мы будем делать? – Я была почти рада темноте в комнате, так Кристофф не увидит слез расстройства и жалости к себе, хлынувших из моих глаз.

– Христос, ты же не собираешься плакать, не так ли?

– Нет, конечно. Я не плакса, – сказала я, с предательским влажным всхлипом, демонстративно вытирая глаза. – Это просто потому, что за последние пару дней так много всего произошло, я немного устала и на взводе.

Он не сказал ничего на это, но ему было и не нужно.

Я раскачивалась, чувствуя себя абсолютно жалкой в этот момент. Я потерпела неудачу, пытаясь сделать то, о чем Анники молила меня перед смертью, провалила доставку призраков к их последнему упокоению, не смогла заставить людей Братства увидеть истину. И теперь Алек и Кристофф будут, вероятно, подвергнуты самым безумным пыткам, которые только сможет вообразить явно ненормальная Кристьяна, и в этом была только моя вина. Я все ужасно испортила, и не хотела ничего более в этот момент, кроме как отправиться домой и прореветь неделю или две.

Кристофф снова вздохнул, на этот раз громко и энергично.

– Иди сюда.

Я сглотнула болезненный ком в моем горле.

– Зачем?

– Потому что ты несчастна, а я не могу выносить твои всхлипывания там.

Его голос был груб и резок, но была в его глубине нотка, что заставила меня осторожно двинуться в его сторону без вопроса, почему я искала у него утешения.

– Сядь, – приказал он.

– Я не коснусь этих ларей снова…

Он выругался по-итальянски.

– Сядь на меня, женщина.

Мои пальцы легко коснулись его груди.

– Я раздавлю тебя…

– Сядь!

Я повернулась вокруг, чтобы сесть на его ноги, поклявшись, что если он сделает хоть один маленький вздох, указывающий, что я раздавила его ноги всмятку, я тут же спрыгну.

Все что он сказал, однако, было:

– Я не могу приласкать тебя в нужной успокаивающей манере, но можешь считать себя обласканной. А теперь прекрати реветь.

– Почему ты так добр ко мне? – спросила я, моргая, как сумасшедшая, пытаясь сдержать слезы от перетекания через ресницы.

– Было бы лучше, если бы я орал не тебя?

– Нет. Мне полегчало бы, если бы ты ответил на мой вопрос.

– Какой?

– Почему Кристьяна продолжает обращаться ко мне, как к Возлюбленной Алека? Я говорила ей, что мы не увлечены друг другом, даже если бы она знала, что Алек и я провели ночь вместе, это не значит, что у нас отношения.

Кристофф молчал несколько минут, отказываясь говорить. Я чуточку расслабилась на нем, не желая признать то, насколько наслаждалась, вдыхая его дымный аромат.

Я не хочу Кристоффа, напомнила я себе. Именно Алек тот, кто продемонстрировал мне свою любовь, Алек ясно ощущал, что я была чем-то большим, чем насекомым, которое нужно просто терпеть.

– У моего народа длинная история, – наконец, сказал Кристофф. – Мужчины могут быть либо Темными, либо теми, кого обычно именуют просто Моравцами – людьми, рожденными с душой, но все равно нуждающимися в крови для выживания.

– У тебя действительно нет души? – спросила я, потрясенная такой вещью.

– Нет. Я был рожден с ней, но утратил ее. Единственное искупление – найти Возлюбленную, женщину, которая пройдет семь шагов Воссоединения, и при этом – вернет Темному душу.

– Ты утратил душу? Как ты мог потерять ее? Я имею в виду, что это не то, что можно легко положить не на то место, не так ли?

– Только, если другой Темный лишит тебя ее.

Я вытаращилась на него, несмотря на факт, что нечего не могла видеть.

– Другой вампир обратил тебя? Я думала, ты сказал, что это происходит нечасто.