Однажды Шабеко, возвращаясь после прогулки, оступился. Правая нога соскочила с тротуара на мостовую, и он неловко упал, подвернув ногу у щиколотки. Боль была сильная, встать он не мог. Санитарная карета доставила его домой на улицу Клебер, врач внимательно осмотрел Леонида Витальевича, обнаружил растяжение связок и порекомендовал два-три дня полежать с тугой повязкой, массаж утром и вечером, теплую ножную ванну перед сном. Небрежно кинув в медицинский саквояж конверт с приличным гонораром, врач обещал сегодня же прислать опытную медицинскую сестру, которая за добавочную плату не откажется остаться и сиделкой на все время болезни: сестра милосердия — русская эмигрантка и нуждается в деньгах.

Под вечер появилась красивая, хорошо одетая женщина лет чуть за тридцать, с пышными крашеными волосами, высокой грудью и глуховатым голосом. Представилась: «Любовь Ильинишна», — фамилию не назвала. Вела себя с достоинством. Двигалась по квартире уверенно, словно давно жила здесь, во всем разобралась и быстро отпустила Катрин Аблар, прислугу. Она ловко перебинтовала щиколотку Леонида Витальевича, после чего он почувствовал себя гораздо лучше, предложил сестре ужин и кофе с бенедиктином — при условии, если она сама все приготовит.

Через четверть часа Любовь Ильинишна вкатила в кабинет, куда при помощи костыля перебрался Леонид Витальевич, столик, сервированный со знанием дела. Лицо медсестры раскраснелось, в серо-зеленых глазах вспыхивали огоньки. Шабеко начал расспрашивать ее о прошлом. Любовь Ильинишна, не ломаясь, начала рассказывать мелодраматическую историю. Леонид сразу понял, его обманывают, и как адвокат намекнул на некоторые несообразности ее повествования. Гостья без смущения рассмеялась и, признавшись во лжи, попросила переменить тему: она эмигрантка, бежала из Крыма, у нее нет прошлого.

На следующий день Любовь Ильинишна пришла с утра. Чем-то она напоминала Екатерину Мироновну, которую он привез в Каттаро, хотя эта была явно опытней во всем и не скрывала этого. Во второй вечер он пытался овладеть ею. Она спокойно и хладнокровно отвергла его вместе с деньгами, которые Шабеко предлагал ей, и положением содержанки, которое обещал. Она сказала, что мужчин у нее было предостаточно, в любовницах она состояла много раз, знает, как это начинается и чем кончается, а он не лучший и не самый богатый.

Любовь Ильинишна стала законной женой Леонида Шабеко. А почти через год, сама себе удивляясь, родила ему сына — названного в память деда Виталием — продолжателя рода, будущего наследника отцовских капиталов. С рождением ребенка изменился и характер бывшей сестры милосердия, той, которую многие в годы войны звали «Агнесс», когда она ходила за цепями в атаки, бесстрашно перевязывала и отправляла в тыл раненых. Люба давно уверилась, что она не будет иметь детей. И вот — пожалуйста! Сын от этого хлюпика с желтыми зубами и вечно мокрым ртом, которого она презирала. Сын! Маленький, чистенький, розовый — такой беззащитный. Она ощущала свою любовь к нему, первую любовь в жизни! И даже больше, чем любовь, — к любви примешивались и материнский инстинкт, стремление охранить ребенка, отвести болезнь, беду, малейшее неудобство. Вдруг проснулось в ней исконно женское, бабье, то, что она старательно убивала в себе. И впервые поняла: вот существо, которому она нужна ежесекундно, всю жизнь, обязана вырастить сына, и не в нужде, не в бедности: она натерпелась и хорошо знала, что это такое, — ее сын должен стать образованным, обеспеченным, независимым человеком. Она молила бога только об одном: чтоб ничто не менялось в жизни, чтоб Виталик рос, ни в чем не ощущая недостатка. Леонид Витальевич нанял гувернантку. Люба не доверяла сына и ей. Это была не просто любящая мать, сумасшедшая мать, готовая на все, чтобы охранить своего детеныша...

А через полтора года внезапно грянула буря. Леонид Шабеко к тому времени стал председателем административного совета коммерческого банка, значительно расширившего свою деятельность и начавшего выпуск акций. Пользуясь положением, Шабеко приступил к приобретению новых акций, употребив недействительные облигации лондонского «Депозит Банка», попадавшие к нему разными сомнительными путями.

Акционеры коммерческого банка, которые узнали о странном ведении дел их компаньоном, встревожились. Они отстранили председателя административного совета от должности и потребовали срочной ревизии. Оказалось, Шабеко нанес ущерб «Банку де коммерс», исчисляемый почти в три миллиона франков. Разразился скандал. Шабеко был арестован. Журналисты кинулись к мадам на улицу Клебер, в богатую квартиру на втором этаже. Любовь Ильинишна встретила их спокойно, с достоинством.

«Все это недоразумение, — сказала она. — Мой муж является жертвой. Он явно кому-то мешал. Вы спрашиваете кому? Пусть это устанавливает следствие». Многие интервьюеры отмечали: под конец беседы спокойствие изменило мадам, она стала крайне раздражительна и заявила, что абсолютно никакого отношения к делам мужа не имеет, на вопросы о своем прошлом отвечать отказалась решительно и попросила гостей удалиться в самой недопустимой и резкой форме.

Следствие велось медленно. Допросы обвиняемого, длившиеся часами, бесконечные допросы свидетелей, очные ставки. Выяснилась роль Леонида Витальевича — посредника крупных английских и австрийских промышленников, от имени которых он вступил в переговоры с французскими банкирами, способствовавшими ему в покупке контрольного пакета акций «Банка де коммерс», что и нанесло ущерб банку. Сумма ущерба все увеличивалась и в конце концов приблизилась к десяти миллионам франков. Представители «Банка Сентраль», неизвестно каким образом оказавшиеся привлеченными к следствию, подтвердили: действуя не один, а при поддержке крупных финансистов Лондона и Вены, Шабеко нанес французскому банку крупный материальный ущерб.

Леонид Витальевич, разобравшись в обстановке и явных русофобских настроениях следствия, загрустил. Через адвоката Пьера Портуа он пытался дать судье крупную взятку, купить и группу присяжных. Однако судья, испугавшийся интереса, проявляемого к процессу левой прессой, отказался от денег. Решение суда стало непредсказуемым. Шабеко пал духом.

В течение трех месяцев шло следствие, и Леонид содержался в тюрьме Сантэ. Любовь Ильинишна навещала его. Сначала раз в неделю, потом все реже и реже, объясняя свое поведение недомоганием сына. В один из последних визитов Шабеко сказал жене, что требуется триста тысяч франков для выпуска его под залог до суда. «Но я при всем желании не соберу такой суммы, милый, даже если продам все подаренные тобой драгоценности», — сказала она с явной издевкой, намекая на единственное кольцо с небольшим бриллиантом, которое он, расщедрившись, подарил ей после рождения Виталика.