Мой дедушка Рогаль Анатолий Григорьевич пишет романы.Он пожалуй один из самых активных пожилых людей которых я когда либо знал. Он всегда пытаеться где то поучаствовать, кому-то помочь, придумывает планы реформ для Украины, надеясь на то что когда-нибуть они выйдут в жизнь. На этом сайте я выложу парочку его романов, надеюсь посетители вашего сайта смогут оценить золотую середину между двумя его любимыми писателями: Картером Брауном и Диком Френцисом.PS^ Молитва Идиотов спецефическая книга, но думаю молодёж сможет оценить.
Молитва идиотов или предр ассветная мгла
Коли не будь i гори золотi
Не допоможуть вашiй caмoтi
Ум нужен дуракам, а умным ум помеха,
Им пользуемся редко и то лишь ради смеха
– Что вы можете сказать о политике и о
политиках?
– спросили социологи у сапожника[1].
– К сожалению, я не знаю столько ругательных
слов, - горестно сокрушаясь, вздохнул тот.
(автор)
1 глава
Сын Кобеля
Я появился на свет благодаря студенческому блядству. Нет, моя мать не была шлюхой. Она была просто компанейской девчонкой: доброй и отзывчивой, провинциальной простушкой, вырвавшейся из под неусыпной родительской опеки, и попавшей в студенческий «обезьянник» большого города.
И это просто удивительно, что родила она меня не на первом курсе иняза, а лишь на последнем, привезя домой, в родной Лесногорск, вместе с дипломом учителя немецкого и английского языков и меня шестинедельного карапуза.
Ну, закрутилась девчонка в карусели предзащитных сует, которые сродни пожару или наводнению, но чтобы не знать, кто отец ребенка, это уж слишком. Это было выше понимания потомственных учителей украинской глубинки, коими являлись мой дед Николай Демьянович и бабушка Марья Васильевна Ковалевы.
Мама - Света, никогда не вравшая родителям, выложила на чистоту им всю, ну почти всю, правду. И они, повозмущавшись: по охали, повздыхали и смирились с моим существованием.
Что тут поделаешь: после драки кулаками не машут, да и пороть детей надо, когда они лежат еще поперек кровати, а не вдоль.
В общем, назвали меня Артемом, записали Ковалевым, а в душе все были рады радешеньки. Мать, что так легко отделалась, а дедушка и бабушка, что - дедушка и бабушка. Вдобавок и я, на мордашку был симпатяга, да еще и как молоточками сбитый, не в пример их худосочному роду.
Видно меня отцы - студенты «мастерили» не впопыхах, а потихоньку: с толком, с расстановкой, возвращаясь не раз к любимому занятию: доделывая то ручки, то ножки и постоянно подправляя ушки: не гоже, чтобы ребеночка дразнили ушастиком.
Но для мужчин красота - дело пустое: чуть лучше обезьяны и уже красавец. А для жизни главное: была бы мужицкая хватка и ума, хотя бы, палатка. (Если всем по максимуму, то есть по палате, давать, то поломается кровать, гласит одна слегка подправленная народная мудрость).
Но я сначала умом не блистал. Пока в ясли ходил. Все никак не мог выговориться.
Но к няням потихоньку уже приставал: с детства, знаете ли, мне нравилось шлепнуть их рукой по кругленьким жирненьким попкам. Няни же от меня, тоже мне воспитатели, балдели и тащились и даже исподтишка науськивали проделать этот трюк и с заведующей. Но у меня с детства нюх на начальство отличный был, и нарушать субординацию мне как будущему солдату было не к лицу.
А вот логопедам я кровушки попортил: не одному из них «помог» завязать «дружбу» с психиатром.
Уже когда в детский сад перешел, все и открылось.
Оказалось, что мой «котелок» варил сразу аж на трех ... языках.
Мам, как по английскому это, а по немецкому то, оказалось не детской игрой «почемучкой-угадайкой», а неутолимой жаждой знаний добротной генной наследственности:
Ковалевы, плюс Кобелино. (Так моя бабушка Марья окрестила моего непутевого неизвестного папашу.)
Неизвестный так неизвестный. Я об этом не сильно и печалился. Из-за ангельской внешности и природного дара оборачивать всех в свою веру, я всегда был в центре внимания.
А талант внушения у меня, и в правду, был необыкновенный.
В яслях, например, воспитательницам и няням несколько недель потребовалось на исправление того, что я сделал в один миг, лишь переступивши впервые порог своей группы.
Все мальчишки на вопрос: «Как тебя зовут?» - теперь дружно отвечали: «Артем Ковалев!»
А девчонки? Они ходили за мною, как верные жены падишаха. Но, увы, мое юное сердечко, с первого взгляда и навечно, было отдано одной малявке-белявке. У нее были роскошные, слегка курчавые, как у меня, но белые волосы, умопомрачительно пахнувшие ... едой.
А поесть я любил всегда, видно с самого зарождения.
Ибо мама Света часто мне рассказывала, что, когда носила меня в себе под сердцем, у нее всегда был волчий аппетит.
Насыпать Артему двойную порцию это было незыблемым правилом садиковских поварих, а просить добавки моим кредо.