Я молчу, чтобы убедиться в том, что он закончил, потом салютую ему своим стаканом.

– Аминь, брат Рикки! Это была потрясающая проповедь.

– Так это правда или нет?

– Абсолютная правда. Нам всем хочется чего-нибудь, что вдохновляет. – Я не говорю ему о том, что одно дело хотеть чего-то, и совсем другое – верить в то, что желаемое можно получить.

– Отлично. – Он салютует мне воображаемым стаканом. – Еще раз подтверди свое согласие со мной, брат Саттер!

– Аминь, брат Рикки, аминь!

– Аллилуйя, брат, аллилуйя!

Мы оба уже хохочем. Я делаю большой глоток мартини и говорю:

– С завтрашнего дня я присоединяюсь к тебе, вот что. Ни капли алко до выходных. А в выходные мы устроим большую попойку.

– Ты ж вроде наказан?

– Когда это меня останавливало? У меня в спальне, между прочим, есть окно.

Он ничего на это не говорит, но потом выясняется, что в пятницу он идет на какой-то концерт с Бетани, а в субботу обедает с ней и ее родителями.

– Обед с ее родителями? – я не верю своим ушам. – Плохи дела, чувак. Процесс твоей переделки идет опережающими темпами.

Он пожимает плечами.

– Я просто хочу быть с ней точно так же, как ты хотел быть с Кэссиди.

– Да, но я не хотел проводить с ней все выходные каждую неделю.

– А почему ты не пригласил на свидание эту девушку с «газетного» маршрута? Ты же все равно сегодня собираешься звонить ей, не так ли?

– Эй, я говорил тебе: я не собираюсь с ней встречаться. Позволь мне повторить: она не та девушка, с которой я хотел бы заниматься сексом. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Я не буду заниматься с ней сексом в машине. Я не буду заниматься с ней сексом в сортире. Я не буду заниматься с ней сексом в баре. Я не буду заниматься с ней сексом в амбаре. Я вообще нигде не буду заниматься с ней сексом.

– Ох, ясно, я забыл. Ты же собираешься спасать ее душу. Аллилуйя брату Саттеру с его комплексом мессианства.

– С чем-чем?

– С комплексом мессианства. Это значит, что ты считаешь, будто должен ходить по свету и спасать всех.

– Не всех. Только одну девчонку.

– Аллилуйя, брат!

Иногда у меня бывают проблемы со сном. Это странно: я чувствую себя очень уставшим, но все равно лежу без сна, смотрю в темноту, и в мой мозг, как дохлые пеликаны, валятся всевозможные идеи. Сегодня, например, я размышляю над утратившим свежесть предложением Гича насчет военной школы и задаюсь вопросом, а может, это и не такая уж страшная мысль.

Может, мне стоило бы поступить туда лет в четырнадцать или пятнадцать, оттрубить там год – ежедневные марш-броски по десять миль, преодоление полосы препятствий, лазанье под колючей проволокой с деревянной винтовкой. Потом вернуться домой – мускулистым, лощеным, крепким, как военный барабан. А как еще, по идее, можно дать понять обществу, что ты уже не ребенок?

Помню, в школе я читал о ритуалах посвящения у первобытных племен. Один состоял в том, чтобы завести ребенка в дикую местность, бросить его там без оружия и снаряжения и предоставить ему шанс самому выбираться к людям. Он должен был питаться тем, что найдет, и разводить костер с помощью камней и палочек. Он мог умереть от голода, или его мог сожрать горный лев, но все это являлось частью испытания. Считалось, что по возвращению он становился мужчиной. И не только – они верили, что в этом испытании он находит своего Духа-наставника. Вот вам и разговоры о непонятностях.

В наше же время взрослые уже ничего не делают с детьми: они лишь бросают их в доме с кухней, полной картофельных чипсов и газировки. А в спальне у детей есть собственный телик, игрухи на приставке и интернет. И чего, в таком случае, взрослые ждут от детей? Большого и толстого «А мне плевать»?

В наше время ребенок вынужден сам искать собственное посвящение, или вести свою личную войну, потому что в пользу войн, которые навязывают атомные вампиры, верится с трудом. Все так, как говорит Рикки: каждый раз, когда они выдумывают что-то новое, становится только хуже.

Если бы все зависело от меня, все было бы по-другому. Вам не пришлось бы идти в военную школу, или бродить по диким дебрям, или сражаться на войне. Вместо этого вы бы вступали в то, что я назвал бы Подростковым корпусом. Это было бы примерно то же самое, что и Корпус мира, но только для подростков. Например, в ваши обязанности входило бы наполнять песком мешки для тех, кто строит дамбу во время урагана, или сажать деревья там, где вырубили лес, или помогать медикам, оказывающим помощь населению в глухих горных районах южных штатов, и так далее. Вы бы работали так целый год, а потом, по возвращении, получали бы право на то, чтобы голосовать, покупать выпивку, и на все прочее. Вы бы становились взрослыми.

Я почти полностью прорабатываю все детали своего плана к тому моменту, когда меня, наконец, одолевает сон.

К сожалению, к утру от моего энтузиазма не остается и следа. Я уже опоздал со своим планом. Если бы я был мечтателем, как Боб Льюис, я бы загорелся идеей стать политиком и основать Подростковый корпус для следующих поколений, но, как я уже говорил, я, скорее, человек сегодняшнего дня. И в настоящий момент мне предстоит претворить в жизнь план помощи самому себе: пойти к Эйми и позаниматься с ней алгеброй.