людьми, вращавшимися в их орбите, были вышиблены из колеи.

Обновлялся мало-помалу прежний состав крупного купечества

и крупных промышленников. Ремесленники, даже очень

зажиточные, едва ли переходили в старшие цехи в сколько-

нибудь заметном количестве. Они были довольны тем, что

мирная политика Медичи, их меценатство и заказы новых

богачей обеспечивали их работой. К власти они не стремились,

и никто не собирался допускать их к власти. Ряды крупной

буржуазии, поредевшие в годы, непосредственно следовавшие

за переворотом 1434 года, постепенно пополнялись новыми

людьми, которых выдвигало благоволение Козимо. Банковский

капитал создавал свою собственную крупную буржуазию. В ее

рядах оказался и Поджо Браччолини.

Экономическую конструкцию Флоренции Поджо считал

очень здоровой. Крепкая промышленность составляла основу

солидной, лишенной всякого авантюризма торговли. Капитал

торговый, промышленный и кредитный был обеспечен

большими комплексами земли, находившейся во владении

купцов. Это было совсем не то, что он видел в Генуе и в

Венеции, где торговля была лишена связей с промышленностью

и тех ресурсов, которые флорентийская экономика имела в

земле.

Поджо захотел стать одним из звеньев этой великолепной

организации. Как флорентийский нотариус, прошедший

испытания, он был – мы знаем – членом цеха юристов и

нотариусов (giudici e notai), первого среди семи старших.

Положение его было, в смысле гражданском, вполне

обеспеченное. Но со своим нотариатом – мы это тоже знаем – он

порвал очень рано и очень основательно, а те заработки,

которые давала ему курия и изредка литературная работа, он

вкладывал в землю и в бумаги, приносящие доход. Количество

купленных им участков и размеры их дошли до очень

внушительных цифр, а в подсчете процентов, приносимых ему

24

бумагами, он постоянно сбивался сам. К этому присоединялись

еще бенефиции, которые доставались ему и его сыновьям от

папских щедрот. Поджо стал богатым человеком. И очень

типично, как он представлял себе карьеру своих пяти сыновей.

Одного он решил пустить по своим стопам и сделать

гуманистом; другого – по церковной части. Трех остальных он

предназначал для купеческой карьеры. Старик считал, что этот

путь проще и надежнее. И когда его старший, Пьетро-Паоло,

вступил в одно суконное предприятие (1455 г.), Поджо нашел,

что самое лучшее, что может сделать он, – это записаться с

четырьмя (без монаха) сыновьями в цех суконной

промышленности (arte di Lana). Lana вместе с другим старшим

цехом, Calimala, была самой мощной организацией

флорентийской крупной буржуазии. Еще недавно и

политическая власть в городе фактически принадлежала ей.

Победа над чомпи (1378 г.) и над ремесленниками (1382 г.) была

делом его рук. Альбицци были ее ставленниками. При Медичи

политическое значение Lana рухнуло, экономическое –

уменьшилось, ибо изгнание членов крупных фамилий

(Альбицци, Строцци и др.) и конфискации унесли значительную

часть ее капиталов. Но и сейчас еще она делала прекрасные дела

и была далека от упадка. Поджо, таким образом, вступал в

состав флорентийской {[крупной]} буржуазии сообразно своему

имущественному положению. Карьера гуманиста и папского

секретаря, нищим пришедшего во Флоренцию, завершилась

великолепным финалом. Поджо был канцлером Флоренции и

членом arte di Lana.

Его общественные взгляды давно, по мере того как он скупал

земли и богател, настраивались соответственно. Складывалось

настроение типично буржуазное, притом флорентийско-

буржуазное, то есть отражающее классовые отношения города с

большой промышленностью и большим крестьянским

Hinterland'ом. Отношения были трудные и во многом путаные.

В среду крупной буржуазии Поджо был принят, конечно,

главным образом за свои научные и общественные заслуги, как