Поджо, его пытливая любовь к миру, вдохновил вещие

предвидения Христофора Колумба.

Если интересы Поджо к далекому миру способны были

будить в его душе лирические чувства, то интерес к миру

близкому вызывал оценки вполне реалистические.

Мы видели, что между идеалом человеческого счастья,

который проповедовал Поджо, и практическим его

осуществлением – целая бездна. Говорится одно. Жизнь

устраивается по-другому. То, что говорится, окрашено и в цвета

стоицизма, и в цвета аскетизма. То, что делается, пропитано

красками эпикурейства.

Это противоречие – очень обычное у гуманистов. У

большинства из них одна философия – для человечества, другая

– для себя. Люди великолепно знают о своем душевном

раздвоении. Лучшие из них, которые не хотят, чтобы оно стало

видно другим, не пишут. Таков Никколи. Не пишут и те, у

которых – бывают такие редкие исключения – раздвоения нет.

Эти предпочитают скромно и молча делать свое дело в жизни.

Таков Витторино да Фельтре, педагог. А проповедники

всевозможных добродетелей, которые в жизни весело попирают

их ногами, не стесняются и пишут. Таковы очень многие. Таков

и Поджо. Это – свойство эпохи переходной и полной

безостановочного брожения.

Противоречие, которое сказывается с особенной яркостью в

сфере вопросов морали, проникает и в другие области.

Способствует этому одна формальная особенность

гуманистической

литературы,

которая

недаром

культивировалась так усиленно: диалогическая форма их

трактатов. Когда нужно высказываться начистоту, диалог не

годится. Честная публицистика, искренняя проповедь с

диалогом несовместимы. Нельзя представить себе «Principe»

Макиавелли написанным в форме диалога. В диалоге есть что-

то принципиально беспринципное. Оттого он так популярен

среди людей, которые не любят прямых высказываний. Ведь

когда сейчас пытаются уловить истинную точку зрения того или

иного гуманиста, сколько возникает споров! Который из

19

собеседников, выведенных в диалоге, – их бывает несколько –

выражает взгляды автора? Может быть – этот, а может быть–

тот. А может быть – ни один.

Поэтому, когда Поджо говорит что-нибудь в письмах, все

более или менее ясно. Когда он говорит в диалоге, все более или

менее темно. С этими оговорками можно попытаться

приступить к характеристике его общественно-политических

взглядов, где мы найдем то же противоречие между заявлениями

и действиями.

Во времена Поджо Флоренция переживала важный этап

внутренней эволюции. Республика давно утвердилась.

Буржуазия победила и растворила в себе дворян. Буржуазия

победила и сокрушила рабочих как политическую группу. В

обоих этих столкновениях мелкая буржуазия – ремесленники – в

решительный момент была на стороне крупной – купцов,

фабрикантов, банкиров, которой принадлежало руководство, и

помогла ей одержать обе победы. Но после того как были

побеждены рабочие (1378 г.), крупная буржуазия очень скоро

лишила всякого политического влияния и ремесленников (1382

г.). В следующие десятилетия крупная буржуазия – суконные и

шерстяные магнаты – пользовалась своей победою и проводила

политику своего класса, политику экспансии, завоевания новых

рынков. Она покорила Пизу (1407 г.) и, получив таким образом

морской порт, старалась раздвигать территорию Флоренции на

юг и на запад. Но, обогащая фабрикантов, эта политика

истощала казну, разоряла ремесленников и сильно ударяла по

банковскому капиталу. Поэтому банковская крупная буржуазия,

опираясь на ремесленников, объявила войну войне, то есть

политике крупной промышленной буржуазии. Началась борьба,

и в ней впервые появилась одна особенность, которой не было

или почти не было в прежних классовых столкновениях во

Флоренции. Вожди оппозиции, Медичи, обвиняли вождей