инстинктивно отшатнулся. В тот же миг почувствовал толчок. Его цепко схватили за руку, втолкнули внутрь.

— В чем де… — хотел было крикнуть Ян. Но тут же рот ему сдавила мокрая тряпка. Футляр у него

вырвали. Он лихорадочно вдыхал воздух, ощущая какой-то одурманивающий запах. Еще услышал, как

хлопнула дверца. Ощутил, как вдавило в сиденье сипну, когда машина резко рванула вперед. Как на руках его

повисли тяжкие гири. Как стала кружиться голова… и все кануло в сладкую тьму забытья.

Тьма рассеивалась долго и болезненно. Все вокруг было каким-то теплым, расплывчатым. Постепенно до

него стали доноситься голоса. Они произносили фразы, но смысла их Ян понять не мог. Ему чудилось, что

разговаривают в соседней комнате, за стенкой. И, хотя звуки слышны, смысл сказанного неясен. Потом ощутил,

как под нос тыкают в чем-то смоченной ваткой. Наконец сознание стало проясняться. Было похоже, что

начинает высвечиваться темный до этого экран.

Сперва Ян увидел беленый потолок, такие же стены. Затем, словно на фотографической бумаге,

положенной в проявитель, стало явственнее обозначаться человеческое лицо. Ян глянул на него и закрыл глаза.

Он был еще слишком слаб, чтобы зрительно воспринимать действительность.

Наконец сознание заработало активно, четко. “Ну вот, — сказал себе Ян, — судя по всему, началось. Тебя

похитили. И, конечно, не Коблиц. Зачем ему это? Скорее всего, похитили агенты СД или гестапо. Ведь и

автомашина была немецкая. Впрочем, какое это имеет значение — марка автомашины? Даже если бы тебя

увезли на индейской пироге, это еще не значило бы, что ты попал в плен к ирокезам. В общем, веселенькое

дельце. Не успел и пальцем пошевелить в борьбе с врагом, как тебя спеленали, и вряд ли ты из этих пеленочек

выберешься сухим или даже мокрым… Пока закрыты глаза, надо подумать, что отвечать на вопросы. Они,

конечно, сейчас посыплются. И не только вопросы…”

— Ну-ну, пан Крункель, приходите в себя, не бойтесь, — донесся насмешливый голос. — Вас же не

отравили, а всего лишь усыпили. Это не смертельно.

Ян открыл глаза. Стоявший над ним человек сунул ему в руку ватку и отошел в сторону. Неподалеку от

Яна находился канцелярский стол: в одном углу возвышался черный телефонный аппарат на высокой

металлической подставке; на кончике стола сидел поручик Губаньский; только теперь он был в мундире с

погонами и тусклым аксельбантом на правом плече; на скрещенных ногах победно сверкали начищенные

сапоги.

— Странный способ приглашать в гости, — хриплым, чужим голосом пробормотал Ян, пытаясь размять

затекшие ноги.

Губаньский кольнул его насмешливым взглядом.

— А как быть, пан Крункель, если вы на нормальные приглашения не отзываетесь?

— Но зачем похищать? Я же не враг.

— Чтобы вас не похитили другие, — ухмыльнулся поручик.

“Значит, они постарались опередить Коблица, — мелькнула мысль. — А я, как слепой котенок, потянулся

к первой же миске на запах молока. И вовсе неизвестно, чем это для меня кончится.

То, что я нахожусь в “родной” дефензиве у поляков, еще не означает, что мне повезло”.

— А что касается вашей фразы “Я не враг”, пан Крункель, нам еще предстоит выяснить ее

справедливость, — продолжал Губаньский.

Он поднялся, обошел стол и достал откуда-то снизу знакомый футляр.

— Вы, оказывается, большой любитель музыки, пан Крункель.

— Как видите.

— Для кого же вы играете?

— Только для близких.

— Нельзя ли конкретнее?

Ян слегка пожал плечами. Он твердо решил молчать о связи с Коблицом.

— А если ваши близкие находятся по ту сторону восточной границы великой Польши? — прищурился

поручик.

“Только этого еще не хватало, — подумал Ян. — Сейчас они начнут делать из меня коммуниста, чтобы

развязать язык”.

— В игре на скрипке я предпочитаю Шопена, — устало сказал Ян.

— Оставим язык символов. Учтите, пап Крункель: у всех разведок методы весьма сходны. Так что не

стройте иллюзий. Короче: на кого вы работаете?!

Ян молчал. Злое лицо поручика нависало над ним. Сейчас он ударит…

Резко зазвонил телефон. Губаньский выпрямился, поправил аксельбант, шагнул к столу, снял трубку.