Шрифт:
потому, что по существу никакая война не велась. Чемберлен и не собирался предпринимать активные военные
действия. Премьер по-прежнему надеялся заключить с Германией соглашение. Ни правительство Англии, ни
правительство Франции не попытались помочь Польше. Глаза Чемберлена все так же закрывала повязка
политической слепоты.
Закулисные битвы в парламенте и в правительственном кабинете все больше возмущали широкие слои
английского населения. Люди не ждали для себя ничего хорошего от Гитлера. В этих условиях популярность
Черчилля росла.
В то же время он испытывал давление со стороны приверженцев умиротворения германского фашизма.
Порой это давление носило светский характер. Известная “мамаша кливлендцев” леди Астор, чья ненависть ко
всему большевистскому стала чуть ли не поговоркой, считала необходимым приглашать Уинстона на домашние
рауты. Во время приемов разгорались далеко не безобидные дискуссии. Соглашатели старались воздействовать
на Черчилля. Он порой отшучивался, порой остро огрызался. Однажды леди Астор, взбешенная его
непримиримостью, воскликнула:
— Сэр, знаете, если бы вы были моим мужем, я подсыпала бы вам яд в чашку с кофе!
— Леди, если бы вы были моей женой, я бы эту чашку непременно выпил! — немедленно отпарировал
Уинстон.
10 мая 1940 года вермахт двинул свои войска в наступление на Францию, Бельгию и Голландию.
Чемберлен задумал воспользоваться этим актом с целью удержаться у власти. Он понадеялся, что в момент
вспышки военных действий никто не решится на смену правительства. Но лейбористы и либералы, напуганные
непопулярностью премьер-министра, отказали Невиллу Чемберлену в поддержке. Ему ничего не оставалось,
как отправиться в Букингемский дворец и вручить королю заявление об отставке своего правительства.
10 мая 1940 года в шесть часов вечера король наделил Уинстона Черчилля полномочиями сформировать
кабинет, рея предыдущая жизнь Уинстона была долгой дорогой к этой минуте.
Однако вместе с долгожданным торжеством на плечи Черчилля упали тяжелые последствия
соглашательской политики предшественников: неподготовленность к войне. Он принял руководство на грани
катастрофы. Из докладов Мензиса, из личных бесед с Саммербэгом Уинстон составил представление о развале
армии и военного руководства франции. Гитлеровцы прорвали фронт. Их полчища, как волны мощного
наводнения, захлестывали Северную Францию, катились на Париж, нависали смертельной угрозой над
английским экспедиционным корпусом. Черчилль понимал, что практически битва на континенте проиграна.
Тем не менее, он несколько раз летал в Париж, предпринимая отчаянные попытки уговорить французов
продлить сопротивление. С одной стороны, это увеличило бы потери германских вооруженных сил, с другой —
помогло бы выиграть время для укрепления обороны самой Англии.
Солдат на Британских островах было не много. Поэтому французский кабинет настаивал на присылке
новых английских эскадрилий. Черчилль же доказывал, что Франция должна сражаться до конца имевшимися у
нее силами.
Поняв, что от французских военных ничего путного ждать не приходится, Черчилль приложил огромные
усилия для эвакуации английского экспедиционного корпуса и части французских войск из Дюнкерка. Гитлер
дал директиву своим полчищам остановиться якобы для перегруппировки. На самом деле он не сбросил
английскими французские части в море, надеясь, что его “великодушие” облегчит заключение мира с Англией
на выгодных для фашистов условиях.
Поражение английской армии в этой операции было неоспоримым. Сообщая парламенту в
приукрашенных тонах об успешной переброске остатков британских войск на острова, Черчилль, однако,
вынужден был предупредить:
— Мы обязаны остерегаться того, чтобы приписывать этому избавлению атрибуты победы. Эвакуациями
войны не выигрывают…
После анализа всех трудностей Черчилль произнес речь, похожую на клятву:
— Наша страна в большой опасности. Но, несмотря на неудачи, мы не сдадимся и не покоримся. Мы
пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться
с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни