Толстыми, похожими на сардельки пальцами, он потрепал пса по голове и нащупал какую-то странную ранку.

– Уж не во второй ли роте тебя так приложили?
– продолжал Вили разглядывать длинную ранку.
– Говорил же тебе блохастый коврик, чего ты там шляешься? Здесь что-ли мало? … Хм! И здесь тоже! Да это не палка. А чем же тогда так приложили?

На спине обнаружился еще один чуть более длинный порез, потом на боку, и, наконец, еле заживший шрам тянулся одной из задних лап. Повар вытянул руку и коснулся ранки. Собачонка насторожилась: уши встали торчком, а тельце напряглось.

– Не бойся, - успокаивающе шептал солдат, раздвигая слежавшуюся шерсть.
– Странная какая-то рана... Толи порезали, то ли погрызли... Ого! Что это тут у нас? Так-так. Какой-то корешок, что-ли?! А если немного потянуть.

Крепко схватив пса за шею и прижав его к земле, Вилли осторожно потянул за выглядывающий из ранки конец какого-то шнурка. Собака, прекратив есть, глухо зарычала и начала со всей силы вырываться.

– О, черт!
– вырвалось у него.
– Не может быть!

Сантиметр за сантиметром на его палец наматывался тоненький древесный корешок. Казалось, в его руках была мягкая игрушка, тонким шнуром сшитая из нескольких кусков ткани. Корень выходил из тела с еле слышным чавкающим звуком, словно новорожденный малыш во сне продолжал причмокивать своими губами.

– Что же это такое? Боже, что я говорю?
– вся веселость из него мгновенно испарилась.
– Пса, что, оперировали что-ли? … А-а-а-а-а-а! Пошел прочь! Прочь!

Каким-то образом пес извернулся и вцепился в его правую руку.

– Вот тварь-то!
– орал он как резанный, пытаясь одной рукой разжать его челюсть.
– У-у-у! Как же больно!

Прижав уши к голове, псина с таким ожесточением грызла руку, словно пыталась откусить ее. Вставшая дыбом шерсть совершенно не скрывала, как ее по ее телу извиваясь поползли гибкие корни. Светло-золотистого цвета шнуры покрывали почти каждый ее сантиметр. Вскоре на обезумевшего от боли повара смотрела безумная харя, на которой не было ни одного живого места.

– Помогите! Помогите!
– не выдержав боли, Вилли свалился с колен на бок и захрипел.
– На помощь!

Вдруг откуда-то из-за его спины послышались быстрые шаги и сразу же за ними прозвучал выстрел.

– Помогите! Быстрее!
– алая кровь толчками выбивалась из порванных запястий и заливала примятую травы.
– Что же вы ждете? А-а-а-а-а-а!

Раздался еще один выстрел. Перед глазами повара промелькнуло какое-то темное пятно. Потом вновь выстрел, еще один!

– Прикладом ее бей!
– закричал кто-то.
– Он же сейчас истечет кровью! Долби, долби, я ее сапогом прижму!

Хрясть, хрясть! Ошметки плоти и волос полетели в разные стороны.

– Не туда! По морде бей!
– продолжать орать первый голос.
– Он же не отпустит!

– Что орешь?
– возмущался второй.
– Здесь же рука! Попаду!

Наконец, приклад припечатал голову, раскроив череп.

– Кровь, кровь!
– суетились вокруг повара солдаты.
– Где жгут? Давай ремень!

– Да, заткни ее чем-нибудь! Хлещет же!
– несколько ладоней крепко обхватили разорванное запястье.
– Вот так! Теперь вяжи, вяжи! Все, хорошо. Носилки! О! Парни! Это Фриц!

К полевой кухне бежал какой-то офицер, размахивая бумагой.

– Стоять! Стоять!
– орал он, задыхаясь от бега.
– Положить! На землю!

Ошеломленные непонятными приказами солдаты исполнительно выпрямились и неподвижно застыли, скосив глаза на посеревшего повара.

– Фу! Успел!
– выдохнул высокий лейтенант, резко затормозив около носилок.
– Где животное? Кто-нибудь его трогал? Что застыли? Я повторяю, животное кто-нибудь трогал руками?

Глаза у лейтенанта подозрительно блестели, а пальцы пытались вытащить пистолет.

– Где оно? А вот! Ханс?! Где ты там плетешься, бордельная отрыжка!
– закричал он, обернувшись в сторону штаба.
– Еще один случай! ...А вы. Кто трогал это?!

Только тут солдаты обратили внимание, что руки лейтенанта были в перчатках. Казалось бы, что тут необычного?! Удивительное было то, что перчатки были резиновые!