Вдруг один из бойцов полез за пазуху и что-то вытянул на свет.

– Вот, сегодня только нашел у дерева, - проговрил он, вытягивая ладонь.
– Сначала хотел выкинуть, а потом решил ребятишкам отдать.

Между пальцами лежал совершенно обычный патрон от советской винтовки. Золотистые бока, острая головка, четкий ободок – все было обычным, кроме... Само тельце патрона было пронизано крошечными, с игольное ушко, отверстиями, из которых вылезали вездесущие корни.

– Вот это уже интереснее, - начал вертеть в руках эту мохнато-блестящую штуку командир.
– Чтобы мне провалится на этом самом месте! Какая тонкая работа! ... Черт! К какому лешему работа! Ты, Микола, где его, говоришь, добыл? Там точно больше ничего не было? Можа еще пойти поглядеть?!

– Да, нет, командир, - отрицательно качнул головой боец.
– Я там все сам на карачках пролазил... Думал ведь наши кто балуются! Может из ребятни кто-нибудь?

– Шибко тонкая работа, - проговорил в раздумье старшина, и так и эдак вертя патрон.
– Нет, не они это! Тут что-то другое! Так, что еще есть странного?!

Собравшиеся, затягиваясь самокрутками, помалкивали.

– Тогда я добавлю чутка, - заговорил Голованко, устраиваясь по удобнее.
– Вещи у людей пропадать стали... Все мелочи конечно. Я поэтому больно шум поднимать не стал... Кто-то тащит всякую мелочь! Ну там гривенник, заколку, кружку, вот смотрю патрон... Не ясно кому это все нужно? Что думаете?

– Точно ведь, зеркальце у меня кто-то тиснул третьего дня, - вдруг вспомнил Сергей, почесав голову.
– Я когда заметил, еще подумал, что ребетня балуется... Ну, думаю, хрен с ней! Что мне жалко что ли!

– Так..., - протянул командир, вновь окидывая всех напряженным взглядом.
– У нас определенно проблемы! Пока, конечно, непонятно, что это за проблемы и с кем... Но определенно они у нас есть! Черт!

– Черт! Бред какой-то!
– дернулся оди из партизан.
– Война идет, люди гибнут, а мы тут какие-то булавки ищем! Не стыдно, товарищи? Не пора ли бить фашистов? Или под женскими юбками лучше, теплее, веселее, да и приятнее?! А?!

Все, за исключением старшины, виновато опустили глаза. В воздухе повисло молчание.

– А ты нас не попрекай женскими юбками!
– не стерпел такого обвинения командир.
– Чай вместе с нами сидишь! И это не женские юбки! А жены и матери бойцов и командиров доблестной Красной Армии, кровью которой ты нас попрекаешь! Мы не прячемся от войны! Куда от нее, окаянной, спрячешься! Бельма то свои открой или не понимаешь что кругом твориться?! Какая к лешему борьба с немцами? Пока мы не разберемся со своими проблемами, за пределы лагеря ни ногой! Все надеюсь ясно! Только разведка и еще раз разведка! Поняли! Тогда пошли по делам!

После этого разговора старшина еще долго не мог успокоиться. Он еле сдерживался, чтобы не встать и заорать на весь лагерь.

– Женскими юбками меня попрекать вздумал, поганец?
– с трудом сдерживал он себя.
– Значит, за бабами мы прячемся? Сволочь! Герой! Меня, пограничника, старшину, трусом назвал? Трусом?! А ты иди-ка повоюй! ... Да и с кем? Пятеро, нет шестеро бойцов в строю... Остальные бабы, дети да раненные, что я с ними навоюю. Людей только за зря положу! Эх!

Сопя от огорчения, он полез в кобуру и вытащил маузер. К этой затейливой машине он испытывал искреннее уважение, наверное поэтому возня в сним его всегда успокаивала.

– Да уж..., - бормотал он, любовно разбирая его на составные части.
– Вот я понимаю машина. Сказка, а не машина!

Пальцы нежно гладили рукоятку, к которой пристал небольшой листочек. В памяти в это время всплывали картины его юности, когда он, восторженным солдатиком, воевал против белогвардейцев. Взор затуманился. “... С еле пробивающимися усиками, боец Третьего кавалерийского полка имени ... стоял на вытяжку перед отчитывающим его командиром. В потертой кожанке, пролетарского цвета штанах, тот казался ему чуть ли не богом или, по крайней мере всемогущим человечищем. Его губы изрыгали какие-то слова, знатные усы при этом смешно подпрыгивали, но Голованко ничего этого не замечал. Взгляд его был прикован к вороненному металлу мазера, которым командир полка лихо размахивал”.

– А что эти бандуры?
– разговаривал он сам с собой, откладывая в сторону одну из деталей.
– Ни черта в них нет! Ни красоты, ни силы! Во! Смотри-ка пятнышко! Хм... маслице бы треба, да где его взять-то?! Хоть прямо к немцам иди...

Не глядя, он потянулся за оставленной возле стола деталью. Заскорузлые пальцы несколько раз прошлись по этому месту, но ничего не обнаружили.

– Куда это он запропастился?
– недоуменно пробормотал старшина, наклоняясь.
– Под стол что-ли закатился? Нет. Черт, только что ведь положил! Хм!