— Так ты считаешь, Аккардо убили потому, что он знал нечто о случившемся с Гасом Шоу? — спросил Горовиц.

— Очень на то похоже, — ответил я.

— И собирался рассказать о том, что знает, тебе.

— Возможно. Он позвонил мне, долго разговаривать не мог, пообещал позвонить еще раз. Ведь у него в руке была визитная карточка с моими телефонами, так?

— Почему тебе, а не кому-то еще?

— Наверное, потому, что я единственный, кто продолжает задавать вопросы о Гасе Шоу.

Горовиц хмыкнул.

— Насколько нам известно, — сказал он, — убийца вложил твою визитку в ладонь уже мертвого Аккардо. Как сообщение тебе. Ты уже усвоил его?

— Да. Если это было сообщение.

— Так, может, ты оставишь расследование убийства убойному отделу?

— Убойному отделу, который заявил, что Гас Шоу покончил с собой? — осведомился я.

— Вообще-то об этом заявил медэксперт, — заметил Горовиц. — И если бы ты удовлетворился его заявлением, Педро, возможно, остался бы в живых.

— Мне очень неприятно думать, что это, наверное, правда, — сказал я.

Горовиц пожал плечами.

— В свете случившегося, — сказал он, — нам, похоже, придется еще раз приглядеться к делу Гаса Шоу. У тебя есть хоть какие-то основания считать, что он не покончил с собой?

Я подумал, потом ответил:

— Если честно, то нет. Просто не таким он был человеком, вот и все. Я знаю, как выглядят улики. Алекс в самоубийство не верит, однако она все еще помнит брата таким, каким он был в юности. А вот жена Гаса, Клодия, по-моему, верит. И никого из людей, с которыми я разговаривал, его самоубийство особо не удивило. Я сам, пока мне не позвонил вчера Педро Аккардо, считал самоубийство практически доказанным.

Горовиц, взглянув на меня, сказал:

— Ладно, к тебе у меня вопросов больше нет. Сейчас найду кого-нибудь, кто отвезет тебя домой.

Марша Бенетти высадила меня из машины у моего дома на Маунт-Вернон-стрит чуть позже часа ночи.

Ни Генри, ни Алекс у двери меня не встретили. Я обнаружил их обоих сладко спящими на диване. Алекс свернулась клубочком на одном его конце, подсунув под щеку сложенные ладони и подтянув колени к груди. Генри покоился на другом конце дивана — практически в той же позе.

Я постоял, улыбаясь, и через минуту Генри приоткрыл один глаз. Он оглядел меня, зевнул, спрыгнул на пол и на неверных ногах направился к задней двери.

Я выпустил его, постоял на веранде. Когда он закончил, мы возвратились в гостиную. Я присел на диван, коснулся щеки Алекс.

— О, привет, — пробормотала она. — Ты вернулся. У тебя все хорошо?

— Я вернулся, у меня все хорошо, — ответил я, — но нам давно уже пора лежать в постели.

— Я так устала, — сказала Алекс. Глаза ее оставались закрытыми.

— Пойдем.

Я встал, протянул ей руку. Она со вздохом села, сжала мою руку и поднялась на ноги. Я обнял ее за плечи и повел к лестнице.

Она остановилась:

— Наверх? Ты уверен?

Я поцеловал ее в макушку:

— Уверен.

Ко времени, когда я насыпал кофейные зерна в кофемашину, поставил ее таймер на утренний час и почистил зубы, Алекс уже лежала под стеганым одеялом в постели, которую я прежде делил с Эви. Я тоже забрался под одеяло, но Алекс только вздохнула. Она крепко спала.

Я повернулся на спину, закрыл глаза. На меня вдруг навалилась страшная усталость, а разум мой словно перешел в состояние свободного падения.

Где-то за моими глазными яблоками мелькали самые разные картины. Страшный вид распростершегося у журчащей воды тела Педро Аккардо, лучи фонарей за деревьями, потрескивающие рации полицейских, горло Педро, словно расплывшееся в жуткой красноватой улыбке.

В его кулаке была зажата моя визитная карточка. Сообщение, предположил Горовиц. Адресованное мне убийцей.

Даже полусонный, я мог без труда расшифровать его, если это действительно было сообщение. Перестань задавать вопросы о смерти Гаса, гласило оно. А не перестанешь, с тобой случится то же, что с Педро.

И новая четкая мысль вырвала меня из сна и заставила открыть в темноте глаза: Гас не покончил с собой. Его убили, как и Педро. И сделал это, скорее всего, один и тот же человек. Алекс была права с самого начала. А я не верил ей. И теперь, если прав Роджер Горовиц, убийца Гаса и Педро, кем бы он ни был, угрожает мне.