Он был вторым по величине в Европе, уступая Королевскому флоту, но превосходя немецкие кригсмарине. Некоторые из французских кораблей отвечали самому передовому уровню и были лучше оснащены, чем британские суда. Окажись они в руках немцев, британским интересам был бы нанесен смертельный удар. И откровенно говоря, что могло помешать им оказаться у немцев? Все видели, с какой стремительностью гитлеровцы прорвали линию Мажино. Их танки могли угрожать повсюду.

Если Британия собиралась сражаться дальше, Черчиллю надлежало устранить риск, который представляли собой эти французские корабли. Имелось и дополнительное соображение. Если Британия твердо намерена сражаться, требуется показать всему миру, что у страны, возглавляемой Черчиллем, бойцовский характер, что Британия предпримет все необходимое для победы. Это было критично, ведь и дома, и за границей хватало скептиков.

Вспомните, сколь неустойчиво было его положение, как ему не доверяла Консервативная партия. Лидер лейбористской оппозиции Джордж Лансбери подал в отставку, потому что был против войны. Схожих взглядов придерживались и многие другие по обе стороны палаты общин. Палата лордов была переполнена жующими стильтон капитулянтскими мартышками [70] – архиумиротворителями вроде лорда Брокета, маркиза Лондондерри, лорда Понсонби, графа Денби, а также герцога Вестминстерского по прозвищу Бендор. Последний, яркий и очаровательный персонаж, как-то заявил, что «война была частью еврейско-масонского заговора». В те дни премьер-министр от тори должен был обращать больше внимания на взгляды герцогов и графов.

Эти квазиквислинги были не одиноки. Ричард Батлер, в то время заместитель министра иностранных дел, сказал шведскому дипломату, что считает необходимым пойти на сделку – если Гитлер предложит подходящие условия. Даже предполагаемый союзник и приятель Черчилля Бивербрук был за переговоры для заключения мира. В столице, как всегда, находилось множество людей, предпочитающих делать деньги, а не идти на войну.

Были скептики и среди близких к Черчиллю должностных лиц – наверное, это неудивительно, ведь многие из них до недавних пор работали под руководством Невилла Чемберлена. Личный секретарь Черчилля Эрик Сил брюзжал на своего начальника из-за его «проклятой риторики», он был одним из немногих людей, невосприимчивых к очарованию нового премьер-министра. «Позовите Сила [71] , пусть он слезет со своих льдин», – бывало, говорил Черчилль.

Но хуже всего то, что сомневающихся хватало и в самой важной аудитории – в Белом доме и на Капитолийском холме. Американские избиратели с подавляющим перевесом были против участия в войне – согласно опросу, в соотношении тринадцать к одному. Президент Рузвельт ранее обещал, что «не вовлечет» Америку в какой-либо европейский конфликт, он понимал, что если нарушит обещание, то поплатится за это на президентских выборах в ноябре 1940 г.

В наши дни многие консервативные американские политики ритуально обличают Невилла Чемберлена и его слабохарактерный отказ противостоять Гитлеру. Понятие умиротворения стало у них чем-то вроде бранного слова – с полным на то основанием. Но стоит вспомнить, что в мае и июне 1940 г., когда британцы в одиночку оказывали сопротивление режиму, со всей очевидностью являвшемуся расистской и антисемитской тиранией, некоторые сенаторы Соединенных Штатов не стремились прийти на помощь, по крайней мере, не торопились с этим.

Американским военным министром был страстный изоляционист по имени Гарри Вудринг, который с 23 мая по 3 июня намеренно откладывал отправку морем в Великобританию военных материалов, списанных из-за переизбытка. Он настаивал, что эти товары нужно как следует разрекламировать, чтобы их мог купить кто угодно, прежде чем продавать их британцам. Как раз в тот момент британские солдаты умирали на побережье Дюнкерка, эта военная катастрофа была крупнейшей за век.

Сенатский комитет по иностранным делам блокировал продажу кораблей и самолетов, военное ведомство отказывалось передавать бомбы, за которые бедные французы уже заплатили, а сенатор по имени Дэвид Уолш сумел расстроить сделку, по которой британцы собирались купить двадцать торпедных катеров – они могли пригодиться ввиду угрозы морского вторжения нацистов.

Другие американцы, конечно, были полны сочувствия, среди них многие представители прессы и сам президент. Но Рузвельт был ограничен в действиях законами о нейтралитете и царившей в обществе атмосферой. Его нерешительность была также обусловлена понятной осторожностью. 15 мая – не прошло и недели, как он принял бразды правления, – Черчилль послал Рузвельту письмо, в котором просил о военной помощи в форме нескольких устаревших американских эсминцев.

Возможно, призыв был сформулирован недостаточно рассудительно. Черчилль просил, он умолял прислать эсминцы и завершил письмо скрытой угрозой: если Британия падет, то ничто не остановит Гитлера от конфискации всего британского флота и использования его против самих Соединенных Штатов. Отношения Черчилля и Рузвельта впоследствии стали ключевыми для хода войны, но при подготовке первого существенного послания за океан премьер-министр не предугадал, как отреагирует его корреспондент.

Рузвельт бегло прочитал сообщение и заключил из его упрашивающего тона, сочетающегося с неистовым отчаянием, что Британия, возможно, идет по пути всех остальных европейских стран, а в таком случае зачем же посылать ей эсминцы, если их пушки могут быть обращены против США?

Черчилль непреднамеренно сыграл против себя, он усилил, а не ослабил обеспокоенность Вашингтона в отношении британского коллапса. И был еще один международный наблюдатель, известный своими сомнениями по поводу Британии и ее способности сражаться, – французский адмирал флота Франсуа Дарлан.

Этот Дарлан был вспыльчивым типом, он настолько разъярился от неадекватной на его взгляд помощи, которую Британия оказывала Франции, что стал безусловным англофобом. Как-то его пришлось долго успокаивать и напоминать, что он сражается с бошами, а не с ростбифами [72] . Он виделся с Черчиллем во время тех зловещих похоронных встреч в начале июня и заверял, что французский флот не достанется немцам. Но можно ли было верить слову Дарлана?

Даже если он был человеком чести и считал немыслимым, что его корабли будут использоваться немцами, уже произошло множество событий, которые считались немыслимыми. Как только флот будет в досягаемости немцев, ничто не помешает им поднять на этих судах нацистский флаг. Черчилль не намеревался идти на такой риск.