Шрифт:
Тирр обдумал услышанное и спросил:
– Ты хочешь сказать, что такое поведение для людей – нормально?
– Нет, не совсем нормально, скорее, огромная редкость. Однако подобная простота нравов считается добродетелью. Цинциннат в этом плане – исключение, почему он, собственно, и вошел в историю. Однако я хочу сказать, что не всем людям свойственна жажда власти. И работать своими руками – не стыдно, даже если ты большой вельможа. К тому же у славян, к которым относятся и русские, гостеприимство – национальная черта. Готовить для своих гостей угощение собственными руками – не унизительно. И угощать их лично – не унизительно. Это проявление искреннего радушия… Понимаешь, о чем я?
– Кажется, да, – кивнул маг, – если только я правильно понимаю, что такое «гостеприимство».
– У вас такого слова нет? – догадалась Марго.
– Угу.
– Я так и думала. Тебе будет сложно привыкнуть, потому что у нас многое не так, как у вас. Моя мама в свободное время занимается вязанием. Не потому, что это необходимо, а потому, что многим, и ей в том числе, нравится что-то делать своими руками. Сейчас вернемся – обрати внимание на серый свитер Ильи. Его связала мама. Не самый модный свитер, безусловно. У Ильи достаточно денег, чтобы одеваться в дорогих магазинах, но свитер он носит мамин. Не потому, что он красивее или теплее – а потому, что мама связала.
– Я понимаю, – солгал Тирр.
Вечер, безусловно, удался, подумал он, садясь на свое место за столом, какое-никакое впечатление он уже произвел. Однако что может быть лучше хорошего впечатления? Очень хорошее впечатление. И теперь благодаря подсказке Ильи он имеет отличный план действий. Нет, не отличный – превосходный.
Маг прикинул, на чем возле Николая Михайловича проще всего будет начертать руну, и решил, что бокал подойдет. Мимолетный взгляд в сторону хозяина дома – и на прозрачной стеклянной поверхности искрится и переливается невидимый для других знак. Теперь лишь вопрос времени, когда Николай Михайлович возьмет бокал в руку.
Тем временем Лиля предложила всем посмеяться, вспомнив, что в каком-то канале должна начаться передача чего-то непонятного неизвестно кому. Пока Тирр размышлял, что же такое должно передаваться, раз местом передачи выбран канал, в руке Ильи появился черный блестящий артефакт. Он направил странную вещь на большую черную скрижаль, установленную у стены, и та внезапно ярко вспыхнула буйством огней и красок. Черная поверхность мгновенно превратилась в картину, столь же искусную, как портрет семьи бывшего хозяина обители Тирра, но эта не только еще и двигалась, но и издавала звуки.
К счастью для мага, первые несколько секунд он просто не понимал, что видит, и этого времени ему хватило, чтобы сосредоточиться на самоконтроле. Поэтому, когда Тирр все же осознал, что именно перед ним находится, то сумел сохранить бесстрастное выражение лица, несмотря на охватившее его изумление.
Там, на этой скрижали, разворачивалось странное действо. Люди, огни, мерцающий разноцветный свет, сцена, похожая на абсурдный, фантасмагорический театр… Время от времени картинка резко менялась, показывая сидящих длинными рядами, словно в амфитеатре, зрителей, заходящихся хохотом. Вслед за зрителями начали посмеиваться и собравшиеся за столом.
Тирр понял, что огромная скрижаль, формой и пропорциями похожая на прямоугольный телефон Марго, передает не только голос, но и картину. С легким разочарованием он подытожил, что почти волшебная наука Земли сумела то, чего маги Торила так и не осуществили: передачу на расстояние не только написанного текста, но также звуковых и зрительных образов. Поразительно.
Постепенно маг вник в происходящее действо. На ярко освещенную круглую сцену выходил человек, обязанный развеселить двоих других, которые, насколько понял Тирр, являлись известными шутами. И если состязающемуся удавалось сделать так, чтобы эти двое засмеялись, он получал денежное вознаграждение. Если не удавалось, то, вопреки ожиданию, он просто уходил, и за этим не следовало ни скармливание хищникам, ни телесное наказание, ни даже унижение. Вслед уходящему не летели ни гнилые плоды, ни нечистоты. О последнем Тирр искренне сожалел: высказывания были настолько тупыми, что скорее бы он засмеялся шутке дуэргара.
– Ночью из зоопарка сбежал ленивец, – возвестил очередной шутник, – наутро сторож нашел его в пяти метрах от ограды.
Зал захохотал, шуты хранили серьезные рожи, а маг искренне недоумевал, зачем ленивцу понадобилось сбегать аж на пять метров от забора. С таким же успехом можно было вообще не рыпаться. И надо будет иметь в виду на всякий случай, что ленивых людей держат в зоопарке.
– Дети из детского садика выложили комочками из манной каши слово «хватит».
Забавный метод протеста. Исключительно человеческий. Слово… чего стоит слово, не подкрепленное силой? Ничего.
– Кастрированный кот не согласен с выражением «все, что не убивает нас, делает нас сильнее».
Довольно очевидная истина, на самом деле. Но вроде бы действо посвящено смеху, а не философии. И зачем люди обсуждают мнение кота? Дуэргару понятно, что точка зрения животного всем побоку, в ином случае его бы не стали кастрировать. И главные шуты тут единодушны с Тирром: они тоже не смеются.