– Я была ее подругой, да и есть. Она просто раньше ушла. Но не было у нас этой пошлой доверительности. И болтать, свои обстоятельства и чужие жизни обмусоливать, – никогда не бывало такой практики.

– Все было нормально. В конце прошлого лета мы собирались в Венецию. Я не смогла. Лена ездила одна на две недели. Говорила – очень повезло с погодой.

– Встречались, перезванивались.

– А Никита Поленов никак не мог убить. Он размазня, а не человек действия. Только канючить и умел. – Последние фразы звучали раздельно и обрывисто, голос угасал.

Пауза обозначилась, но не успела зависнуть.

– С господина Поленова уже сняты все подозрения. Вопрос в том – кому его-то понадобилось убивать? И с Еленой Роминой вопрос открытый, – отрапортовал Гущин.

– Прими, Господи, ее душу, – прошептала Дорофеева. И направилась к выходу.

– Комета она была, Елена Ниловна, – Анна Андреевна размышляла, – яркая, стремительная комета. Это я вам как жена астронома говорю. Загадочное было в ней нутро. Как ядро кометы – не поддающееся исследованию. И светящийся хвост, всегда отвернутый от солнца. Зачем ей ориентир солнца, когда энергии хватает на самостоятельность. Промчалась, стремительно, но остался хвост загадок. А какие вести с Мурано?

– Нашли мастера, мы с переводчиком сегодня дозвонились. В августе сеньора, (не первый раз заезжает), сделала заказ. Предложила эскиз. Задача не очень сложная. Важным было цветовое решение. Техника сбруффи. Цвет темно-синий с серебром. С ней был молодой человек. Разговаривали по-русски. Мастер написал “Belissima”, потому что сеньора очень красивая. Отправил в октябре по адресу в Москву.

– Ну что, прекрасная комета, кто был твой спутник? – пытала Вербина. – Твой след простыл, а «некто» только нарисовался в реактивных силах твоего векового ускорения.

– Мне что, консультанта из планетария пригласить, чтобы понимать, о чем речь? – Гущин занял позицию.

– Нет. Надо узнать, нет ли каких новостей у Ромина.

– Вера Гордиенко летит в Москву.

– И дочка моя приезжает.

Неожиданно, по нулевой слякоти и кашице подтаявшего снега, ударил мороз. Все спешили и падали. Но город посыпали, скольжение остановили. Холод нагонялся ветром, а к вечеру к вихрю подключился снег.

В столовой разожгли камин. Обедали молча. Тетушка начала собирать чай, и Петр Михайлович приступил к попытке разговора.

– Какие-нибудь новые версии появились у следствия? – спросил он осторожно.

– Не знаю, батя, кто ж мне докладывать станет? Главное, сказали, что можно хоронить.

– И на когда назначили?

– Ее подруги из-за границы летят. Вот выяснится, когда в Москве будут, тогда и определимся.

– Что ж, пора, не все ей в морге сохраняться, – включилась Клавдия Ивановна. – Больно смотреть на тебя, Максим.

И опять повисла тишина. Тут Максим поднялся и двинулся к кабинету.

– Почту посмотрю.

Петр Михайлович последовал за ним. Если где и отказывали ему больные ноги, то в доме своем он был им полный хозяин. Да и вообще, он выглядел, как чуть располневший и достигший возраста Максим, и весьма бодрый.

Кабинет, хоть и обустроенный согласно домашним привычкам хозяина, был полностью оснащен техникой современного офиса. Так что Максим, навещая отца, мог контролировать деловые процессы своих объектов. Или вообще не контролировать, как сейчас.

– Я ВСЕ смотрю, Максим. И мелкие распоряжения, если надо, от тебя произвожу.

– Спасибо, батя. Насчет этого я спокоен.

В почте была записка от Веры.

– Из Америки подруга завтра прилетит. Вера зовут, Гордиенко.

– Ну и хорошо. – Так текла беседа.

– У тебя с балансом все в порядке и в новый год мы выходим в прибыли. – Петр Михайлович думал подбодрить сына. Максим, молча, вернулся к камину.

– Ты, Максимушка, как сейчас серьезные слова выслушать? – Вопрос повис в воздухе. Отец и тетушка собранно и даже торжественно сидели у стола. Максим поднял на родственников глаза. И присел к столу, демонстрируя готовность.

– С того времени, как Игорь погиб, у тебя были трудные годы. Ты и делами спустя рукава занимался. Все не развалилось, потому что мы в силах еще. И бизнес твой в норме, развивается.

– Да, папа, ты же знаешь, как я ценю. И это общий наш бизнес. Я только представительствую, а что бы я без тебя.

– Елену не вернешь. Но разве мы хоть слово тебе сказали, когда ты объявил о женитьбе? – «Пожалуйста, Максим. Тебе жить, твой в ыб ор».

– Но я-то всегда думала, что ни к чему нам балерины и поэтессы в семью, – с горечью проговорила Клавдия Ивановна.