Эмма и я оказались жертвами не случайно, мы стали частью заговора, суть которого я еще не понимал, но он странным образом подал мне надежду. Мартин и Сюзи были выбраны не случайно, их исчезновение каким-то образом связано с тайнами этого района, с той историей, которую мне поведал Ле Брев, стоя на насыпи в лесу. Этот дом хранит какой-то секрет.

Я попытался продумать все это, пока пил чай. Дом не был старым, его построили вскоре после войны, за несколько лет до того, как тех первых детей похоронили на поляне. Построили фасадом к перелеску, где нашли их тела. Простой, рациональный дом: три спальни, гостиная, кухня, холл, внутренний гараж, будто кто-то планировал жить здесь, но больше уже не живет. Кто-то, кто украл наших детей и вернулся за их вещами. Но кто?

Я вытащил пачку туристических документов, сложенных в ящике бюро. Обычно в них указывается хозяин дома, хотя оплата идет через агента… Но в данном случае имя домовладельца отсутствовало.

Интересно почему? Я мысленно сделал заметку исследовать этот факт. Зачем кому-то понадобилось выбрать именно это место на краю света, в стороне от деревни, и построить дом именно здесь? Кто захотел купить его, когда уже всем была известна история с захоронениями, которая стала частью местных преданий? Что за секрет хранили замкнутые лица в Шеноне? Ле Брев неспроста провел меня к могилам, намеренно испытывая; у него был какой-то замысел, и в этом имелся свой смысл. Что-то странное читалось на черном лице Ле Брева, проскальзывало в невеселых речах инспектора Клеррара, проявилось в той сцене, которая заставила сбежать сельского полицейского, даже в нежелании Эстель Деверо попытаться помочь мне. Я все более убеждался, что они не говорят мне всего: должна быть причина, по которой дети исчезли, живые или мертвые, и почему украли эти игрушки. Я твердо настроился выяснить все до конца.

Я вернулся в спальню и прилег рядом с Эммой, совершенно выбившись из сил, но, как ни странно, в какой-то мере в приподнятом настроении. Теперь меня не страшила темнота, так как скорее темнота боялась меня. Впервые после той кошмарной грозы я заснул как убитый.

На следующее утро мы все прибрали после ливня и ожидали очередного визита Ле Брева или Клеррара. Эмма сидела напротив меня за кухонным столом, и мы завтракали зачерствелыми хлебцами и кофе. Я не осмеливался отправиться в деревню за свежим хлебом.

— Так что случилось ночью? — спросила Эмма. Вид у нее был совершенно больной.

— Да я же рассказывал тебе. Я проснулся и увидел, что этот молодой полицейский напуган до смерти. Чем-то, что он заметил или услышал. Когда я спросил, в чем дело, он дал деру. Пока я в этом разобрался, уже успел промокнуть до нитки. Затем я обнаружил, что вещи детей исчезли.

— Здесь все наводит на меня ужас, — заметила она.

Ее лицо стало белым как мел. Она проглотила еще одну таблетку и уставилась на меня.

— Эм, дорогая, прекрати их глотать, от них один вред.

— Заткнись. Я знаю, что делаю.

— Дорогая, успокойся. Тебе действительно стоит отправиться домой, — настаивал я. — Никакой пользы от того, что ты торчишь здесь.

— Ладно, я подумаю об этом, — ответила она и заговорила об игрушках: — Откуда я знаю, что это не ты их взял?

Она казалась очень враждебно настроенной. Я боялся, что она присоединится к Ле Бреву и тоже решит, что я как-то замешан в исчезновении детей.

— Ради Бога, дорогая. Я в такие игры не играю.

Мы тщательно осмотрели каждую комнату и убедились, что детей по-прежнему в доме нет, а их вещи действительно исчезли.

Эмма не могла поверить в это:

— Они должны быть где-то здесь…

— Кто-то пришел за ними. Это ясно, как день. Кто-то, кто знал, что на двери в гараж нет замка. Кто-то, кто хорошо знает дом.

— Тогда должны остаться следы, — вымолвила она.

Я должен был додуматься до этого раньше. Любой, кто вошел бы в дом во время ночной бури, должен был оставить хотя бы мокрый след в коридоре и на полу в спальне. Но я включил весь свет и ничего такого не заметил. Более того, там находился жандарм, до того как что-то перепугало его.

Я попытался объяснить все это Эмме:

— Думаю, что кто-то проник в дом заранее, после того как мы ушли спать, но до грозы. По-видимому, жандарм услышал шум, а потом вдруг чего-то испугался.

— Полицейские не пугаются! — закричала она.

— Ну, а этот испугался, дорогая.

Она покачала головой, провела рукой по нечесаным волосам.

— Я не верю тебе.

— Ради Бога, Эмма, не мог же я похитить своих детей! Дорогая, ты же знаешь это.

— Может, ты знаешь, кто это сделал.

— О Господи! Это какой-то бред. Тебе нужно уехать отсюда, Эм. Поезжай домой и поживи у своих стариков, пока я буду здесь искать дальше. Пока не появится что-то новое.

— Интересно, что ты будешь искать…

— Эмма, верь мне…

Ее губы сложились в жестокую усмешку.

— Посмотрим сперва, что скажет полиция.

Но в то утро полицейские припоздали. Может, они думали, что дежурный жандарм на своем посту?

Эмма пошла в спальню одеваться. Воздух уже прогрелся, и с земли поднимался пар. Я торчал на кухне, не в состоянии сосредоточиться, все время думая о том, зачем кому-то понадобились игрушки детей. Сначала это событие вселило в меня живую надежду, что с детьми все в порядке, и все же я не был в этом уверен. Это мог быть и какой-нибудь садист, вернувшийся на место преступления, или какой-нибудь прохожий, которому понадобился сувенир вроде моей бесценной статуэтки Будды. Сумасшедший. В таком случае в основе его действий лежало безумие. Или, может, этот испуганный жандарм сам забрал их: разве это не объясняло, почему он испугался, когда обнаружил, что я наблюдаю за ним?