О даровании свободы Глинскому ходатайствовал даже австрийский император Максимилиан; сохранилась его «Особая инструкция… барону Герберштейну об освобождении князя Михаила Глинского». Особых успехов австриец не добился, но вскоре опальный князь снова будет в милости московского государя. Дело в том, что Василий III заточил в монастырь свою бездетную супругу и в 1526 году женился на племяннице Михаила – Елене Васильевне Глинской.

По свидетельству Герберштейна, «государь возлагал на него большие надежды, так как видел в доблестях Михаила залог безопасности царского престола для своих детей от угрозы со стороны дядей и, в конце концов, назначил его в завещании наряду с некоторыми другими опекуном над своими сыновьями. По смерти господаря Михаил неоднократно укорял его вдову, как свою близкую родственницу, в распутной жизни; за это она возвела на него обвинение в измене ее детям, и он, несчастный, скончался в заключении. Немного спустя и сама жестокая племянница погибла от яда, а любовник ее, по прозвищу Овчина, как говорят, был растерзан и изрублен на части».

Михаил Глинский был потомком татарского князя, переселившегося в Литву во времена Витовта – легенда выводит его род от одного из сыновей знаменитого татарского эмира Мамая. Он воспитывался при дворе императора Максимилиана I Габсбурга, двенадцать лет прожил в Италии. Глинский получил прекраснейшее образование, знал несколько европейских языков. У себя на родине он числился любимцем короля Александра. Князь был очень богат – «владея обширными землями и замками, почти половиною всего государства Литовского, Глинский приобрел многочисленную толпу приверженцев, преимущественно из русских».

Вдобавок ко всему Глинский был наделен талантом военачальника; последним его делом в бытность в Литве явилась блистательная победа над войском крымских татар, которые безжалостно опустошали страну. Но тут король Александр умирает, а у нового короля Сигизмунда появляются новые любимчики – они и нашептывают государю о том, что Глинский желает завладеть троном Великого княжества Литовского.

Король забрал у брата Михаила Глинского – Ивана – Киевское воеводство и вместо него дал второстепенное Новогрудское. В грамоте, данной Ивану по этому поводу, король оправдывается, что этой перестановкой он не уменьшил чести князя, который сохраняет прежний титул и получает место в Раде подле старосты жмудского. Однако все поняли: тучи сгущаются над Глинскими; Ян Заберезинский – воевода трокский – прямо назвал Михаила изменником. Глинский требовал королевского суда за подобное оскорбление, но монарх был занят более важными, как ему казалось, делами.

Тогда разозлившийся Михаил Глинский произнес в адрес короля: «Ты заставляешь меня покуситься на такое дело, о котором оба мы после горько жалеть будем». Он сам расправился с обвинителем: трокскому воеводе отрубили голову и на сабле доставили Глинскому; тот велел ее нести перед собою на древке четыре мили и потом утопить в озере. А далее… пожалели все… Как мы уже писали, король потерял Смоленск, а Глинский все – включая собственную жизнь.

1 ноября 1517 года начались переговоры о мире между Польшей, Великим княжеством Литовским и Москвой. В общем-то, не важно, как они протекали и чем закончились. Но одну важную особенность отмечает С. М. Соловьев – она и сделает невозможным дальнейшее мирное сосуществование этих государств:

«Мы видели, что уже Иоанн III объявил Киев и все русские города своею отчиною; теперь бояре сына его начинают переговоры требованием от Сигизмунда прародительской отчины их государя – Киева, Полоцка, Витебска и других городов, которые король держит за собою неправдою; с этих пор это требование сделалось обычным, сделалось необходимою формою при всех переговорах с Литвою; форма эта имеет важное историческое значение: она показывает характер борьбы между двумя государями, из которых один назывался великим князем литовским и русским, а другой – великим князем всея Руси; чем бы ни кончились переговоры, на каких бы условиях на этот раз ни заключены были мир или перемирие, в Москве считали необходимым всякий раз наперед предъявить права великого князя или царя, потомка св. Владимира, на все русские земли…»

В январе 1558 года войско русского царя Ивана IV (правил в 1533 – 1584 годах) вошло на земли Ливонии. Почти не встречая сопротивления, армия на расстоянии в течение месяца грабила и уничтожала все на своем пути; затем отягощенная добычей вернулась на свою территорию.

Разведка боем укрепила иллюзию, что можно без особых усилий поглотить Ливонию и обрести заветный берег Балтийского моря. Собственно, потомки воинственных немецких рыцарей и впрямь переживали не лучшие времена.

Война продолжилась. За успехами русского царя завистливо наблюдали Польша, Дания, Швеция – никому не хотелось отдавать толстый ливонский пирог на съедение Московии. Но если шведский и датский короли, не имея сил тягаться с московским государем, лишь пожурили его в письмах, то польский король Сигизмунд-Август (в 1545 году сменивший на троне Сигизмунда Старого) 16 сентября 1559 года заключил с Ливонией договор, по которому обязался защищать ее владения.

Поляки желали получить новые земли, тогда как перед литовцами стояла другая задача: сохранить уже имевшуюся огромную территорию. Последние понимали, чем грозит им новая война с Москвой. Посол от польского короля Мартин Володков в январе 1560 года доставил в Москву грамоту с требованием, чтобы царь прекратил войну с Ливонией, – фактически это было объявлением войны. Исполнив свой долг, посол повидался с приближенным царя Адашевым и среди прочего сказал такие слова: «Поляки всею землею хотят того, чтоб государь наш с вашим государем начал войну; но воевода виленский Николай Радзивилл и писарь литовский Волович стоят крепко, чтоб король с государем вашим был в любви. Поляки с Радзивиллом сильно бранятся, говорят, что воевода за подарки помогает русскому государю…» Впрочем, Ливонию уже никто не мог спасти, развернулась жестокая борьба за ее земли. Польша, согласно договору, заняла некоторые территории в Прибалтике, но не спешила в русско-ливонскую мясорубку. Наконец, в середине 1561 года литовский гетман Радзивилл начал действия против русских в Ливонии; ему удалось даже взять один город, но вскоре литовцы были разбиты.

В начале 1563 года царь с огромным войском пересек литовскую границу, а 15 февраля был захвачен важнейший город Великого княжества Литовского – Полоцк. Поначалу Иван Грозный пытается быть милосердным: более 500 пленных королевских наемников были одарены шубами и отпущены на свободу; правда, всех евреев, отказавшихся немедленно принять крещение, царь велел утопить в Двине.

Великое княжество Литовское и Польша шли навстречу друг другу долгим тернистым путем. Долго тянулся и Люблинский сейм – с 10 января по 12 августа 1569 года. Каждая из сторон – поляки и литовцы – имела свои интересы, часто они не совпадали, а иногда были диаметрально противоположными. Собственно, соединить два государства в одно – дело не простое, и удивляться тут нечему. Но похоже, это был единственный шанс спасти Великое княжество Литовское от инкорпорации в состав Московского государства – родственного по языку, национальному составу, вере, но ужасно далекого по менталитету, образу жизнедеятельности, государственному устройству; в общем, за столетия раздельного существования ставшего абсолютно чужим.