Васька набрался смелости и приблизился к столу, у которого застыл подобием кобры перед заклинателем змей.

– Василий, ну что столпом соляным стал, – добродушие так и струилось из уст Ивана Дмитриевича, – присаживайся, у меня всего—то несколько вопросов.

– Я, – побледневший Васька набрался смелости и присел на краешек стула, в любую минуту готовый с него вскочить, – я, – и умолк.

– Не хочу тебя мучить вопросами, расспросами, – начал Путилин, – ты, небось, меня знаешь?

– Ещё бы, – Васька опять сглотнул скопившуюся слюну, – кто ж в столице Путилина не знает.

– Тогда ты должен быть наслышан, что мне надобно говорить исключительно правду.

Васька только кивнул головой.

– Хорошо, тогда не буду вола крутить за хвост, где Петьку Голдыша найти я знаю, за ним агенты уже поехали, а вот Кузьку Добрянского, по прозванию Добрый, не сомневайся, найду, но хотелось бы побыстрее, ты ж знаешь, что в сыскном дел невпроворот и не хочется отвлекаться на него.

Кадык Васьки дёрнулся, правой рукой почесал затылок.

– Иван Дмитрич, – зыркнул на начальника сыска, перебьёт или нет, но Путилин привык к такому обращению со стороны преступников. Наоборот, это как—то настраивало на доверительный лад, – сегодня в ночлежном доме у Лавры.

– Это в Чернореченском.

– Там.

– И в котором часу он появится в ночлежном доме?

– Кто ж его знает? – Васька осёкся, исподлобья посмотрел на Путилина.– Но обещался там быть после полуночи.

– Ладно, Василий, сегодня придётся тебе в камере посидеть.

– Эт мы понимаем, – обрадовался допрашиваемый и добавил. – у вас тепло да утром каша справная…

До Чернореченской, хотя и было, недалеко, но времени совсем не оставалось. Часы давно пробили полночь, можно упустить Кузьку Добрянского. Узнает об аресте Голдыша и ищи по России.

Задержать Петьку Иван Дмитриевич решил с утра, тем более, что тот ни сном, ни духом о скопившихся над головою тучах.

Путилин поднялся из—за стола и подошёл к шкапу и распахнул дверцы, на одной створке изнутри вставлено большое зеркало, а крючках, прибитых к задней стенке висело чистое, но заношенное с заплатками одеяние. Иван Дмитриевич посмотрел в зеркало, повернув голову сперва вправо, потом влево.

– Хорош, – пробубнел он и скривился, – кистеня только и не хватает.

Переодевание заняло немного времени, дольше возился с бородой и париком, чтобы, не дай Бог, не в подходящий момент съехали в сторону или того хуже оказались на полу.

Осмотрел себя с головы до пят.

«Ничего, – пронеслось в голове, – в темноте, а тем паче при свете лучины или свечи меня не опознать».

На звонок явился дежурный чиновник с красными от бессонницы глазами, дежурит третью ночь, напросился у начальника, что сна лишился и теперь мается. На Ивана Дмитриевича посмотрел без удивления, привык к перевоплощения за время службы.

– Жуков здесь?

– Да, чаи гоняет.

– Позови—ка его ко мне.

Чиновник вышёл, тихонько затворив за собою дверь.

Миша же зашёл, как всегда без стука.

– Иван Дмитрич, звали?

Путилин почесал ухо.

– Да, Миша, – с огорчением произнёс начальник сыска, – с тобой соваться в ночлежный дом не просто опасно, а прямо таки преступно.

– Иван Дмитрич. – обиженно засопел Жуков, – через некоторое время вы меня не узнаете.

– Нет, Миша, – решительным голосом оборвал помощника Путилин, – зови Ваську, придется его с собой брать.

– Но…

– Миша, – прикрикнул начальник сыскной полиции и совсем тихо продолжил, – Василия приведи и побыстрее, времени остаётся все меньше.

Жуков вылетел из кабинета, он так и не понял по поводу времени, но не стал больше изводить начальника словами.

В камере пришлось будить Ваську, который развалился на тонком матрасе и оглашал богатырским храпом не только место своего ночлега, но и прилегающий коридор.

– А? Что? – тёр глаза задержанный.

– Пошли, – кивнул головой Жуков, – Иван Дмитрич зовёт.

– Ну вот, – тяжело вздохнул, – я ж все рассказал.

– Ступай.

Увидев в кабинете стоящего у окна какого—то босяка в рваной, но чистой одежде, с окладистой наполовину седой бородой и космами нечёсаных волос на голове, Васька по хозяйски прошел к столу и опустился на обитый синим бархатом стул. Закинул ногу на ногу и небрежно посмотрев через плечо на Мишу, произнёс:

– Ну и где, Иван Дмитрич? Я чаю горячего хочу и спать.

Жуков с усмешкой во взоре смотрел на начальника.

– Василий, внимательности у тебя нет, – Путилин заложил большие пальцы рук за веревку но поясе, заменявшую ремень.

– Я, – только и сумел выдавить из себя задержанный, узнав голос Ивана Дмитриевича, и рот приоткрылся в изумлении.

– Я – это. я, – проговорил начальник сыскной полиции.

– А…

– Сегодня, видно, придётся, Василий, нам остаться без сна.