Мне было известно, что в управлении ГВС командарма-40 называли между собой длинным прозвищем «В огороде бузина – у Кыиве дядько». Я на это сердился: командарм есть командарм и его авторитет надо поддерживать. Но иной раз и я срывался…

– Товарищ генерал армии, – четко, как курсант, произнес генерал Ткач, – вам передает привет командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Юрий Павлович Максимов.

– Спасибо.

– Он просил доложить: ему передали из Москвы, что виновниками чрезвычайного происшествия под Джелалабадом являются душманы, переодетые в советскую форму.

Так вот, оказывается, с чем пожаловал ко мне командарм.

Он продолжал:

– Командующий приказал мне это подтвердить.

– Подтвердил?

– Так точно!

– Устно?

– Шифровкой. Мне так выгоднее, – доверительно сообщил командарм.

Терпение мое лопнуло.

– Выгодно, командарм, в одно место влезать, а из другого выглядывать. Да, только говорят, это не совсем чистоплотно.

– Мне приказали, – начал скисать Ткач.

Бог мой, подумал я, значит и Максимова, интеллигентного, покладистого и доброго человека втянули в эту грязную ложь. Или я действительно чурбан с глазами? Все видят то, чего я не вижу и не понимаю.

– Где сейчас находится командующий?

– Пока в Ташкенте. Через двое суток вылетает в Москву на съезд.

Вошли Самойленко, Черемных и Бруниниекс.

– Все согласовано, приказ вступил в силу, – доложил Черемных.

– Тебе, Владимир Петрович, и тебе, Виктор Георгиевич, еще раз надо тщательно расследовать происшествие на месте. С вами полетит один из заместителей Кештманда. Пригласите с собой и Наджиба, или его заместителя. Возвращайтесь не позднее 18-19 часов.

Я повернулся к Ткачу и спросил, кому он больше всего доверяет в армии – как себе.

– Начальнику особого отдела армии, – выпалил, не задумываясь, Ткач.

– Его и направь в полет с ними, – я кивнул в сторону Черемных и Самойленко.

– А он мне не подчинен. – И добавил, как будто специально для меня, ничего не смыслящего в субординации: – Он чекист.

– А ты, Ткач, случайно сам в прошлом не был чекистом? (Я чуть было не сказал: «стукачом».)

– Никак нет, оперативником я не был.

– Запомни, командарм, все, что находится под флагом армии, подчинено командарму!

– Так точно!

Разговор был окончен. Я попросил Бруниниекса пригласить ко мне на 12.00 полковника Халиля и его советника генерала Бровченко.

Я вновь остался один.

У пуштунов в дополнение шариата есть еще кодекс чести «Пуштун-Валай». Его нарушение карается смертью. Так неужели пуштун Наджиб нарушил этот кодекс? А Максимов?.. Неужели он не понимает, что его втягивают в нечестную игру?

Звонить ему и разговаривать с ним я не буду!

В 11 часов пришел Бруниниекс и доложил, что боевые 250 действия ведутся по плану. В Кабуле и Джелалабаде сохраняется спокойствие. И добавил: внешнее.

Ну слава Богу!

В 12 часов прибыли Халиль Ула и его советник гене-рал-майор Бровченко. Тепло поприветствовали друг друга.

– Скажи, комкор, мусульмане способны изнасиловать мусульманок, а потом расстрелять их вместе со свидетелями своего преступления?

– Нет, – не задумываясь ответил Халиль. – Их самих и их потомков до седьмого колена проклянет за это Аллах. – И он зашептал молитву.

Затем продолжал:

– Приказ получен, будет выполнен. Ни в Кабуле, ни в Джелалабаде волнений не допустим. Да поможет нам Аллах. – И опять молитва.

Мы попрощались.

В 14.00, в 16.00 и в 18.00 Бруниниекс, Степанский и Петрохалко докладывали мне оперативную обстановку в стране. Наши действия совместно с действиями афганских воинов проходят согласно приказу. Группа Черемных из Джелалабада вылетает в 18.30.

Около 20.00 Черемных и Самойленко докладывали мне:

– Все подтверждаем. Наши злодеи совершили преступление.

Условились, что завтра в 9.00 мы втроем с переводчиком Костиным и Вакилем – заместителем Кештманда, летавшим в Джелалабад для участия в расследовании, – пойдем на доклад к Председателю правительства ДРА.

– Командарма-40 пригласить? – спросил Черемных.

– Обязательно! – ответил я.

Самойленко на всякий случай напомнил, что Вакиль приходится Бабраку то ли троюродным, то ли сводным братом.

– Родословная вождя тут ни при чем, – буркнул я.

– Москва молчит? – спросил Черемных.

– Молчит, – подтвердил я.

– Значит, будет буря… – и он зло засмеялся.

– Не окажись злым пророком… Все. Все свободны. Отдыхайте.

За пятью высокими окнами в мавританском стиле, с витражами, изображавшими сюжеты древнеисламской мифологии, ярко светило февральское солнце. В Кабуле чувствовалось приближение весны. Несмотря на ужесточение нами режима комендантского часа, на улицах стало заметно оживление. Природа и жизнь людей противились войне.